Мэг уставилась на него, отдавая себе отчет в том, что чары, оказывается, не рассеялись.
— Надеюсь, вы всегда так же настойчиво любопытны, женушка. И во всем. — Он взял ее руку и поцеловал один палец. — Вероятно, владелец ложи не против, чтобы его подвиги стали достоянием общественного внимания, а дама может присоединиться к нему уже после того, как шторы будут задернуты. Или, — он поцеловал другой ее палец, — владелицей ложи может быть дама. Некоторые известные дамы именно здесь развивают свою деятельность.
— Только не дамы. — Мэг выделила голосом слово «дамы», чтобы стало ясно, что она имеет в виду. Чары определенно действовали снова.
— Вероятно, нет. Однако… — он поцеловал ее безымянный палец, — поскольку большинство владельцев пользуются своими ложами не каждый вечер, их сдают в аренду кому угодно. Например, вон та… — Мэг невольно взглянула на ложу с задернутыми шторами, расположенную ярусом выше на противоположной стороне зада, — принадлежит очень степенному виконту Ньюмену, который, как мне известно, празднует Рождество в кругу семьи в Уэльсе. — Граф ласково повернул к себе ее лицо. — Вижу, вам очень хотелось бы увидеть, что делается там, за этими тяжелыми задернутыми шторами…
— Вовсе нет!
Он не позволил ей отвернуться.
— Не лгите, Минерва. Никогда не лгите. Я хочу, чтобы вы были любопытной. Хочу, чтобы вы всем интересовались. Хочу, чтобы вы дрожали от любопытства, от желания узнать, пощупать, попробовать на вкус.
И Мэг задрожала, но на этот раз от его замечания насчет лжи. Сьюзи предупреждала, что граф не переносит лжецов. Он простил ей ложь по поводу ее мнимых месячных, но простит ли другую? Продолжающуюся ложь, в которой она все больше запутывается?..
Граф нежно поглаживал ее пальцем по щеке.
— Порой вы кажетесь очень обеспокоенной, Минерва. Понимаю, что вам нелегко. Это я вас так пугаю?
— Нет, — слетело у Мэг с языка, прежде чем она успела подумать, но, в сущности, это было правдой.
— Я желаю вас, — сказал граф, продолжая ласково и рассеянно гладить ее по щеке. — Сегодня ночью. — И, приподняв уголок рта, добавил:
— А если признаться честно, то уже сейчас. Но я должен ждать. Если потребуется, ждать даже до следующей ночи.
Даже сейчас он предоставлял ей возможность для отступления.
На сей раз Мэг подумала над своими словами, потому что где-то в глубине души у нее таился все же страх перед ним, перед той властью, которую он имел над ней: она страшилась тех перемен, которые, безусловно, принесет интимная близость. И тем не менее она сказала:
— Я не хочу ждать.
Его улыбка выразила полный восторг.
— Я рад, — сказал он, но тут же добавил:
— Значит, беспокоит вас что-то другое?
Ах, как соблазнительно было рассказать ему все! Но Мэг знала, что с соблазнами всегда надо бороться.
— Ничего особенного, — ответила она, однако отвела взгляд. О Господи, ей следовало бы носить на груди табличку со словом «Лгунья»!
Граф убрал руку, предоставив Мэг возможность осмотреть шумный, переполненный зрителями зал и успокоиться. Если, конечно, человек, настолько обуреваемый тревогами, вообще в состоянии успокоиться.
— А что там с сэром Артуром? — спросил он. — Мне показалось, что вы испытали неловкость в его присутствии.
Пристальное внимание и сомнение, читавшиеся в его взгляде, были крайне неприятны Мэг, и она сказала лишь ту правду, которую могла открыть:
— Он старый друг нашей семьи. Девочкой я его очень любила, но потом… — она снова отвернулась, на сей раз — чтобы скрыть смущение, — потом… накануне своего отъезда к месту службы… я стала чувствовать себя неуютно в его присутствии.
— Он что-нибудь делал?
— Делал? — Мэг взглянула на графа.
Его губы улыбались, но глаза теперь были серьезны.
— Ну, нечто вроде того, что делаю я. Целовал вас? Прикасался к вам?
— Нет! — вскрикнула Мэг так резко, что Лора обернулась, и Мэг пришлось улыбнуться, чтобы успокоить ее. — Ничего такого. Просто манера его поведения изменилась. Мне это было неприятно. И я немного беспокоюсь за Лору.
Хотя граф ничем не выдал себя, Мэг почувствовала, что он напрягся.
— А по отношению к ней он что-нибудь сделал?
На миг задумавшись, Мэг солгала:
— Нет. — В сущности, это и не было ложью. Сэр Артур ведь действительно ничего не сделал. Пока.
— Вообще-то, судя по всему, Лора не испытывает неловкости от его присутствия. Похоже, он безобиден, но для собственного спокойствия мы не будем позволять ему оставаться наедине ни с кем из детей. Имея столько слуг, умирающих от безделья, это будет нетрудно устроить.
Решение казалось таким надежным, что Мэг почувствовала, как глаза ее наполняются слезами.
— Спасибо вам.
Граф протянул руку и вытер выкатившиеся из ее глаз слезинки.
— Интересно, все ли вы мне рассказали, — задумчиво произнес он.
Мэг испытывала отчаяние, отдавая себе отчет в том, что снова не сказала ему всей правды, и видя, что он это понимает.
Его палец, коснувшись ее губ, слегка похлопал по ним. Это было почти наказание, но очень легкое.
— Брак существует для того, чтобы супруги делили свои невзгоды, дорогая, и вместе искали выход из трудного положения. Хотя мы еще в самом начале пути, думаю, для меня было бы оскорбительно узнать, что вы продолжаете сражаться в одиночку.
Мэг чуть не разревелась, ей захотелось тут же выложить ему все, но оркестр грянул во всю мощь какую-то бравурную мелодию, и на авансцене появились клоуны. Глядя на то, как за поднимающимся занавесом открывается ослепительная декорация роскошного восточного дворца, она порадовалась тому, что не сделала такой глупости, но тем не менее твердо решила никогда не огорчать своего доброго мужа снова, если это будет в ее силах.
Сакс тем временем больше наблюдал за своей странной, женой, чем за представлением. Он видел также, с какой непосредственностью младшие наслаждаются сценическим действом, и радовался. Его чувства уже притупились, а новая семья вдохнула жизнь в приевшиеся удовольствия. Однако больше всего его занимала все же жена. Она тоже вдохнула новую жизнь в наскучившие радости. Как же давно он не ждал интимной близости с таким нетерпением!
Мэг, казалось, тоже была полностью увлечена спектаклем, но ее определенно что-то угнетало. Интересно, насколько серьезна причина?
Граф не считал сэра Артура Джейкса человеком, способным бескорыстно в течение нескольких месяцев не брать денег за аренду даже в память о старом друге. Какую же плату он потребовал? Саму Минерву? Неужели она пожертвовала невинностью и ее нервозность объясняется страхом разоблачения?