— Но у него был маленький сын, о котором он обязан был заботиться!
— Наверное, он не считал меня достаточной причиной для того, чтобы продолжать жить. — Доминик встал и не торопясь натянул панталоны, которые так поспешно сбросил совсем недавно.
Каро, накрывшись простыней до подбородка, недоверчиво глядела на него.
— Мой отец тоже очень любил мою мать и очень горевал, когда она умерла. Но, несмотря на это, вряд ли он когда-нибудь собирался покончить с собой; он понимал, что у него есть и другие обязанности…
Доминик презрительно фыркнул, перебив ее:
— Очевидно, в твоем отце был заложен более прочный стержень, чем в моем.
— Не думаю, что дело в этом…
— И еще я думаю, что для одного вечера вполне достаточно разговоров на неприятные темы! — Глаза его снова заблестели опасным блеском.
Каро пожала плечами:
— Просто я не понимаю, как может мужчина, как бы он ни горевал после потери, намеренно лишить себя жизни и бросить двенадцатилетнего сына одного!
— Я ведь уже объяснил тебе, почему он так поступил! — Доминик бросил на нее мрачный взгляд, кое-как натянув разорванную рубашку. — Он так любил мать, что не желал жить без нее.
Сочувственный взгляд Каро растравливал болезненные воспоминания.
— Я нисколько не сомневаюсь, отец считал свои действия оправданными, — добавил он.
Каро упрямо покачала головой:
— Не верю, что можно найти какое-то оправдание человеку, который бросает двенадцатилетнего мальчика на произвол судьбы!
Доминик поднял темные брови; на его лице застыло решительное, упрямое выражение; глаза приобрели стальной оттенок, кожа обтянула скулы, зловещий шрам побагровел, а губы сжались в нитку.
— Даже если он считал этого двенадцатилетнего мальчика… своего собственного сына… виновным в смерти любимой женщины?
Каро изумленно ахнула; краска схлынула с ее лица, зеленовато-голубые глаза стали огромными.
Доминик понимал, что Каро имеет полное право не верить ему; он не сомневался, что она не в состоянии поверить его словам. Как двенадцатилетний мальчик может быть повинен в смерти собственной матери? И тем не менее это истинная правда…
Нет, не по вине Доминика карета перевернулась и упала в реку… Он не запер дверцу, не давая матери выбраться, когда карета начала тонуть и внутрь хлынула вода. Он не держал голову матери под водой до тех пор, пока она не захлебнулась…
Короче говоря, ничего подобного он не делал. И все же знал, что вина за смерть матери лежит на нем — как если бы он сам утопил ее.
Каро покачала головой:
— Нелепо даже предполагать, что ты способен на такое!
— В самом деле?
— Конечно, — убежденно кивнула она.
— Ты не считаешь, что я способен кого-то убить? — спросил он, глядя на нее в упор.
— Разумеется, ты убивал в пылу сражения, — ответила Каро. — Так устроен мир. Но я не верю, что ты способен причинить вред женщине, не говоря уже о том, чтобы убить родную мать!
— Полно, Каро! По-моему, ты уже достаточно хорошо меня знаешь и понимаешь, что я способен на все. В том числе на то, чтобы соблазнить — и не один, а два раза — молодую женщину, которую я взял на свое попечение. — Внезапно Доминик стал сам себе противен.
— В обоих случаях я несу такую же ответственность, как и ты. — Каро зарделась от смущения. Быстро встав с кровати, она надела халат и завязала пояс на талии. — Мне кажется, ты нарочно рассказал мне о своей матери, чтобы смутить меня.
Он криво улыбнулся:
— И как, получилось?
— Скорее ты разочаровал меня — потому что считаешь нужным говорить заведомую неправду…
— Но это правда, — перебил он бархатистым, вкрадчивым голосом. Глаза у него сузились и превратились в две вызывающие щелочки. — Я, и только я повинен в смерти матери!
Каро снова заметила, каким безжалостным стало лицо Доминика; да, она не сомневалась, что если он сочтет чью-то смерть необходимой, то осуществит свой замысел холодно, решительно и даже жестоко. Но о матери Доминик вспоминал с такой нежностью, что Каро не сомневалась: он никак не мог быть причастным к ее смерти. Да и как двенадцатилетний мальчик может быть убийцей?
— Доминик, расскажи мне, как она умерла, — попросила Каро.
— Какое это имеет значение?
— Очень большое! — воскликнула Каро. — Зачем ты рассказал мне о ее смерти, если не желал, чтобы я задавала тебе вопросы? — Правда, кое о чем она догадывалась и сама; видимо, с детскими воспоминаниями связано его убеждение в том, что он заслуживает, чтобы люди — особенно женщины — не испытывали к нему привязанности.
Но может быть, детские воспоминания также указывают на то, что он боится ее любви? Вот почему ему не хочется, чтобы она его любила! Каро едва заметно поморщилась. Унизительно думать, что он борется с нежными чувствами — если, конечно, их испытывает. Все еще хуже, если он догадывается о том, что чувствует она.
В отличие от нее самой внешне Доминик казался непроницаемым. Каро не сомневалась: он скрывает свои эмоции нарочно. Стремится выглядеть надменным, решительным упрямцем, который ни во что не ставит сердечную слабость. С другой стороны, он очень встревожился, когда неизвестные избили его друга лорда Торна. После пожара в игорном клубе он огорчился и разгневался не из-за потери имущества, а из-за гибели бедняги Бена…
Да и о ней он тоже заботится, хотя и уверяет, что вынужден защищать от ее же собственного безрассудства!
Пусть Доминик выдумывает различные предлоги, чтобы казаться не таким, какой он есть. Каро уже поняла, какой он на самом деле, и никакие уловки не введут ее в заблуждение!
— Доминик, прошу, я хочу узнать правду!
Он насмешливо выгнул брови:
— А ты взамен раскроешь правду о себе?
Каро пришла в замешательство. Доминик, разумеется, считал подобный обмен справедливым. Скорее всего, так оно и есть. Но она не может открыть ему, кто она такая, особенно теперь, когда после долгих и мучительных раздумий решила: невзирая ни на какого опекуна, сразу после похорон Бена она должна как можно скорее вернуться в Шорли-Холл.
Оказавшись дома, она снова станет леди Каролиной Коупленд. Вот почему Доминику не нужно ничего знать о Каро Мортон, особе, известной лишь немногочисленным лондонским знакомым…
— Вынуждена отказаться. — Каро глубоко вздохнула.
Доминик невесело улыбнулся:
— Похоже, мы зашли в тупик.
— Мы с тобой в разном положении! — вскричала Каро, возмущенная его упрямством. — Я ведь не уверяю тебя, будто кого-то убила!
— Откуда мне знать, не прикончила ли ты свою так называемую незамужнюю тетку или отца до того, как бежала в Лондон? — насмешливо ответил Доминик.
