– Мы поразительно разные, – медленно сказала Сара. – Хотя в сущности хотим одного и того же – быть самими собой. Меня не устраивает общество, которое ничего не даст женщине вроде меня, потому что я хочу выразить себя как личность. Вас не устраивает общество, которое дало вам все и заранее определило, кем вы должны быть, чем заниматься и где лежать после смерти, потому что хотите остаться самим собой.
– Да, – ответил Себастьян, понимая, насколько она права. – Я знаю, что не должен жаловаться. Я богат. Я знатен. Имею власть. Я не хочу от всего этого отказываться. И не буду. Но я хочу большего, как бы эгоистично, мелко и непрактично это ни выглядело.
– При желании я могла бы провести остаток жизни как гость в доме моей лучшей подруги, – тихо сказала Сара. – Могла бы иметь удобства и роскошь, о каких раньше даже не подозревала. Но я тоже хочу большего. Если вы мелочны и непрактичны, значит, и я такая же.
Себастьян невесело засмеялся.
– Вы по крайней мере имели мужество отказаться от предложения вашей подруги.
– Но я не рождена для этого, и ничего, что имеет она, не принадлежит мне. А все, что есть у вас, это ваша собственность, и вы можете поступить с ней по своему выбору. Такова разница между вами и мной.
Себастьян почувствовал холодок, пробежавший по спине, как будто за ним стоял не одобряющий его призрак отца. Насколько же он позволил этому воспоминанию управлять его жизнью! Он больше десяти лет упорно игнорировал предписания умершего человека, и не потому, что собственные желания вели его в этом направлении, а потому, что был по-детски слеп и непослушен.
– Если вы несчастливы, – прибавила Сара, словно прочтя его мысли, – тогда вам, может быть, следует просто сделать другой выбор. Который вы хотите сделать. Честь и прилежание не так плохи, если даже их портит воспоминание о вашем отце. Вы можете выбрать главные достоинства и отказаться от остальных. Вы не предаете себя, принимая лучшие качества своего отца, пока не принимаете его пороки.
Себастьян импульсивно обхватил руками ее лицо.
– Вы правы. Благодарю вас.
Он попытался стереть размазанную косметику, но только еще больше испачкал ей лицо своей грязной перчаткой. Внезапно Себастьян понял, до чего милой и смешной она выглядит с серьезным выражением на испачканном лице, с растрепанной ветром прической, несмотря на все попытки сохранить ее.
В этот важный момент жизни Себастьяну следовало быть мрачным и серьезным, но, облегчив бремя воспоминаний о прошлом, он почувствовал вдруг непреодолимое желание рассмеяться.
Смешок, который он не сумел подавить, мгновенно перешел в смех, громкий, звучный, а потом в искренний хохот, перекрывший шум дождя.
– Почему вы смеетесь? – удивилась Сара.
– Я… испачкал… вам лицо, – выговорил он и протянул вперед перчатки, которые успел снять. – Грязь. Мне очень жаль!
– Вы размазали грязь по моему лицу? Себастьян кивнул:
– Извините меня. – Он сумел подавить смех, еще рвущийся наружу. – Вы были правы. Ваши слова привели меня к прозрению. И в такой серьезный момент, когда я хотел вас поблагодарить, я вместо этого размазал по вашему лицу грязь. – Он беспомощно взглянул на нее. – Это было смешно.
Ее лицо выражало бурю эмоций, но Себастьян был не готов к пригоршне мокрых листьев, которую Сара с девическим хихиканьем швырнула в него. Когда она наклонилась за второй, он бросился к ней и после короткой борьбы, сопровождавшейся обоюдным смехом, ловко уложил ее на скамью.
– Вы, сэр, не джентльмен, – с улыбкой сказала она. – У вас листья в волосах.
– А вы, мадам, единственная леди, которую я хочу.
Она замерла под ним, а Себастьян, услышав собственные слова, вздрогнул. Неужели он их сказал? Неужели он действительно так думал? К своему удивлению, он понял, что так оно и есть.
Сара опомнилась первой.
– Очень мило, – заверила она. – Правда. Я знаю, что вы так не думаете. Я только пытаюсь сказать, что в пылу…
– Молчите, – оборвал Себастьян, и она закусила нижнюю губу. – Я не даю вам никаких обещаний. Не могу этого сделать, как бы ни хотел. Но мое, пусть и непреднамеренное, признание не становится от этого менее искренним.
– Б-благодарю вас.
– Нет, это я благодарю вас, – с легкой насмешкой сказал он.
Сара высвободила руку, чтобы притянуть его к себе. Ее губы, мягкие, жаждущие, раскрылись в ожидании поцелуя. Тело у него сразу напряглось, в паху разлился жар, целуя ее, он начал поднимать юбки.
– Себастьян, мы не можем! Не здесь!
– А кто увидит? Кто придет сюда? Под дождем, в самый заброшенный угол на острове?
Сара с тревогой посмотрела на щель.
– Вы уверены, что нас не застанут? – В голосе сомнение, но глаза молили о подтверждении.
– Совершенно уверен.
– Надеюсь, вы не ошибаетесь. Уткнувшись лицом ей в шею, Себастьян находил самые чувствительные места и дразнил их ртом, пока она приглашающе не подняла бедра к его паху. Он посмотрел на нее: лицо напряглось от желания, широко открытые глаза были темны и манящи, как грех.
– Такой вы мне очень нравитесь. Я люблю смотреть на вас.
Он довольно усмехнулся и, скользнув рукой по ее гладкому бедру до влажного холмика, надавил большим пальцем на самую чувствительную точку, помедлил, чтобы определить ее реакцию, и пальцы ритмично заскользили внутри, убыстряя темп, который заставил ее вскрикнуть от удовольствия.
– Подождите, – вдруг простонала она. – Это слишком быстро…
Выгнув спину, она судорожно вцепилась в его одежду и закусила губы, чтобы сдержать рвущиеся стоны. Он сделал долгожданный толчок… и встретил сопротивление.
– Не спешите, – хрипло сказала она.
Уже зная об этом, Себастьян обуздал себя и осторожными толчками продвигался все глубже, пока ее мышцы, пытавшиеся не впустить его, наконец охотно сжали его плоть.
– Господи, Сара, – пробормотал он. – Я долго не выдержу.
Она не заставила его ждать, опередив на пару секунд, и их обоих омыло восхитительным пламенем, оставив затем оглушенными и бездыханными.
– Господи, Сара, – повторил он.
Медленно встав, он перешел к другой скамье и тяжело опустился на нее. Сара тоже села. Ее волосы спутались, лицо было красным и даже более грязным, но сейчас она казалась Себастьяну еще привлекательнее.
– Почему такое иногда происходит? Я слишком груб? Слишком нетерпелив?
Она тихо вздохнула.
– Нет. У меня всегда так. Иногда легко, иногда… нет. Думаю, я так создана, – извиняющимся тоном сказала она.
Себастьян поспешил успокоить ее:
– Раз я не делаю вам больно, вы не должны считать, что это плохо. – Легкая дрожь пробежала по его телу, когда он вспомнил ее чудесную напряженность. – В сущности, это даже к лучшему.
