— Эта одежда, мсье… — Эжени зарумянилась. — По-моему, она чересчур легкая — нет?
Она на мгновение приподняла уголок селхама, и Дик успел заметить тонкие, полупрозрачные шаровары, какие обычно носили в гареме и которые Кадижа, конечно, сочла вполне подходящими.
— Несколько откровенная, — усмехнулся он и хлопнул в ладоши, вызывая старуху.
Он приказал рабыне пойти в его комнаты и выбрать среди вещей легкий шелковый кафтан и пару тонких шерстяных хаиков. Будет великовато, но, по крайней мере, Эжени почувствует себя одетой и сможет свободно двигаться. Утром он позаботится о том, чтобы Кадижа доставила что-нибудь более основательное.
Кадижа принесла одежду, Дик отпустил ее и подал вещи Эжени.
— Вот, возьмите, Я подожду у окна. Скажите, когда можно будет повернуться.
Эжени взглядом поблагодарила его. Дик отвернулся, и она, убедившись, что подглядывать он не намерен, сбросила селхам и поднялась на колени, обнаружив на мгновение безупречные линии гибкого молодого тела. В следующий миг золотисто-желтый кафтан скользнул на нее, словно защитная скорлупа, скрыв соблазнительные изгибы и молочно-белую кожу. Она быстро застегнула пуговицы спереди, высвободила из-под воротника волосы, набросила на плечи хаик и поднялась, критически оглядывая себя. Кафтан был длинноват, но выглядел достаточно скромно, хотя был очень легкий и чуть просвечивал. Удовлетворенная, Эжени молча подошла к своему спасителю, удивляясь своим ощущениям и не особенно одобряя их. Именно сейчас ее должно одолевать горе, а вовсе не интерес к этому мавру. Однако он явно привлекал ее — и сильно. Рядом с ним Эжени чувствовала себя в безопасности. Хотелось бы думать, что он нравится ей только поэтому, но в глубине души она знала, что это не так.
Стоя у окна, Дик через сложные узоры решетки смотрел, как садится солнце. Смотрел, но не видел. Усмехаясь над собой, он думал, что Эжени все еще не узнала его, гадал, когда же это, наконец, случится, и какова будет реакция. Это напоминало игру, но, он не собирался затягивать ее.
— Ох! Как красиво!
Он обернулся.
Эжени быстро продолжала:
— Мне нравится эта комната. Я рада, что вы предоставили ее мне. Спасибо!
— Я тоже рад, но благодарить меня не за что.
Край солнечного диска коснулся линии горизонта, и сразу же по всему городу с минаретов раздались голоса муэдзинов. Расстояние смягчало резкость голосов и напевов. Сначала Эжени удивилась, а потом пришла в восторг.
— Очаровательно! — вздохнула она и подняла на него глаза. — Что это?
— Магриб, — ответил он, улыбаясь. — Заход солнца сзывает на молитву.
— А вы? — она смотрела серьезно. — Я, наверное, отвлекаю вас?
Он покачал головой. Белые зубы блеснули в улыбке среди густой, темной с рыжиной бороды.
— Будь я внизу и на людях, в мечети или на приеме, я опустился бы на молитвенный коврик, твердя Сунны и Фард Риках вместе с ними. Но здесь, наедине с вами, где никто другой не видит, вы простите мне, если я не стану притворяться? Я мусульманин, потому что вынужден быть им, но не мавр!
И снова тень удивленного полуузнавания проскользнула в широко раскрытых глазах Эжени.
— Но я ничего не понимаю. Вы только что упомянули о приеме. Вы кто?
Дик отвернулся, чтобы скрыть уклоняющийся взгляд, взял с ложа несколько подушек и разместил их в нише окна.
— Давайте сядем здесь и поговорим, пока уходит день.
— Кто вы? — повторила она настойчиво.
Он улыбнулся и сел рядом с ней.
— Я? Я правитель этой провинции, это мой дворец. Меня прислали заменить того злодея, который взял вас в плен, хотя я рад, что он привез вас именно сюда, а не в другое место!
При упоминании о Зайдане Эжени вздрогнула.
— Я боюсь… — начала она.
Дик успокаивающе накрыл ее руку своей.
— Не надо. Теперь вы в безопасности. Я исполнил приказ султана и арестовал его. Завтра он отправится в Мекнес, чтобы понести наказание за свои преступления.
Эжени улыбнулась, успокоенная.
— Но вы все же не сказали мне…
Дик быстро поднял на нее глаза.
— Нет, сначала расскажите о себе. Как случилось, что вы оказались на борту испанского судна, у берегов Африки? И что с вашим отцом, виконтом де Керуаком? Он жив?
Боль затуманила взор девушки, как будто Дик ударил ее ножом.
— Мой отец? — прошептала она. — Он погиб! Его убили… Он дрался, чтобы защитить меня… Его убили ваши люди!
Она свирепо взглянула на него. Дик покачал головой.
— Не мои люди, Эжени! — серьезно сказал он. — Если пожелаете, я прикажу казнить их всех!
Она покачала головой.
— Этим его не вернешь.
— Нет, конечно, нет. Жаль, Эжени. Он был смелым человеком.
— Вы знали его?
Он кивнул.
— Немного. Но объясните мне. Это был испанский корабль. Почему вы оказались на нем?
Эжени пожала плечами, и губы ее дрогнули.
— Так уж получилось. Мы долго были в Луизиане и в Мобиле, где отец являлся официальным представителем короля. Потом он получил приказ возвращаться домой — во Францию, и мы отправились в Гавану, куда за нами должен был прийти французский фрегат. Там мы ждали и ждали, а фрегат не приходил, а тут большой испанский корабль должен был идти в Кадис через Канарские острова. Отец уже потерял всякое терпение, и мы решили отправиться на нем. Остальное вы знаете.
Она умолкла, переполненная ужасом при воспоминании о страшном побоище. Дику так хотелось обнять и успокоить ее, но он не решался — по крайней мере, сейчас.
— А ваш муж? — спросил он наудачу. — Он тоже был…
— Нет! — Эжени выпрямилась и почти с презрением подняла подбородок. — Нет у меня мужа. Никогда, никогда я не выйду замуж. Я всем отказывала, хотя отец очень сердился.
— Правда?
Удивленный ее горячностью, он пытался сдержать свои чувства, хотя сердце прыгало от радости.
— Неужели такая красавица, как вы, может оставаться незамужней? Мне бы очень хотелось знать, почему!
Эжени опустила взгляд на руки, лежавшие на коленях, не понимая, почему готова открыть ему свое сердце. Он для нее посторонний, хотя и был добр к ней, первый добрый человек, который встретился ей среди этих Дикарей. Может быть, все дело в этом?
— Это было давно — много лет назад, когда мы впервые покинули Францию, — начала она. — Сначала мы поехали в Акадию — еще до того, как ее отдали англичанам и они назвали ее Новая Шотландия. Британцы издали закон, по которому люди, которые хотели там остаться, должны были присягнуть на верность их королеве Анне, но многие не хотели становиться англичанами. Тогда наш король Людовик дал моему отцу поручение поехать к ним и набрать желающих переселяться в новые французские колонии — на юг, в Луизиану. Вам понятно?
