Стремительным движением она достала из кармана халата, брошенного на стул, ключик, открыла секретер и вынула сандаловый ларец, от которого исходил душистый запах. Закрыв секретер и положив ключик на место, Анжелика с ларцом в руках снова взобралась на карниз. Ей было необыкновенно весело. Она представляла себе лицо принца, когда тот обнаружит исчезновение яда и компрометирующих писем.
«Это не воровство, — подумала она, — ведь я предотвращаю преступление».
Она уже знала, куда спрячет добычу. Угловые башенки, расположенные по четырем углам прекрасного замка дю Плесси, служили не более чем украшением, и, тем не менее, итальянский архитектор оснастил их амбразурами и миниатюрными бойницами, повторяющими военный декор средневековых замков. К тому же внутри они были пустыми и испещрены крошечными слуховыми окошками.
Анжелика опустила ларец в ближайшую башню. Надо обладать незаурядным умом, чтобы догадаться искать потерянный предмет здесь!
Затем она осторожно спустилась по стене и спрыгнула на землю. Только сейчас она почувствовала, как сильно замерзли ее босые ноги.
Надев старые туфли, девочка вернулась к замку.
* * *
Все гости уже собрались в салоне. Никого не вдохновляла темная туманная ночь.
Очутившись в прихожей, Анжелика уловила аппетитный запах ужина. Она увидела целую вереницу слуг в ливреях, которые с важным видом несли большие серебряные блюда. Фазаны и гуси, украшенные собственными перьями, молочный поросенок, увенчанный цветами, словно невеста, куски прекрасной косули, уложенные на артишоки и приправленные укропом, — весь этот парад яств шествовал перед Анжеликой. Из комнат и галерей, где вокруг небольших столиков, накрытых кружевными скатертями, собралось все общество, доносился звон фаянса и хрусталя. За каждым столиком сидело около десяти человек.
Анжелика, остановившись на пороге одного из самых просторных залов, заметила принца Конде в окружении мадам дю Плесси, герцогини де Бофор и графини де Ришвиль. Маркиз дю Плесси и его сын Филипп тоже сидели за столом принца, впрочем, так же как и некоторые другие молодые дамы и сеньоры. Коричневая ряса итальянца Экзили выделялась среди моря кружев, ленточек и дорогих тканей, вышитых серебром и золотом. Впрочем, если бы барон де Сансе находился в зале, его наряд вполне бы сочетался с монашеским облачением. Однако, как Анжелика ни искала, отца она не увидела.
Вдруг один из пажей, который нес серебряный позолоченный поднос, узнал ее. Это был тот самый паж, который так грубо посмеялся над ней из-за буре.
— О! А вот и баронесса Унылого Платья! Чего желаете выпить, Нанон? Домашней настойки из яблок или простокваши? — пошутил он.
Она быстро показала ему язык и, оставив пажа в замешательстве, направилась к столику принца.
— Боже, кто к нам идет? — воскликнула герцогиня де Бофор.
Мадам дю Плесси обратила взгляд в сторону, куда указывала герцогиня, и, заметив Анжелику, вновь призвала на помощь сына:
— Филипп! Филипп, дружочек, будь так любезен — отведи свою кузину за стол, где сидят фрейлины.
Молодой человек поднял на Анжелику угрюмый взор.
— Вот табурет, — сказал он, указывая на свободное место рядом с собой.
— Не сюда, Филипп, не сюда. Вы оставили это место для мадемуазель де Санлис.
— Мадемуазель де Санлис следовало поторопиться. Когда она соизволит к нам присоединиться, то увидит, что ей нашли замену… удачную, — заключил он с насмешливой улыбкой.
Его соседи прыснули от смеха.
Но Анжелика все же села на указанное место. Ее заметили, а значит отступать было поздно. Она не осмеливалась спросить, где ее отец. Отблески света, отбрасываемые бокалами, графинами, серебром и бриллиантами дам, ослепляли ее, доводя до головокружения. Пытаясь прийти в себя, она выпрямилась, чуть откинулась назад и убрала со лба тяжелую прядь волос. Ей показалось, что некоторые сеньоры с интересом разглядывали ее. Сидевший напротив принц Конде, некоторое время рассматривал ее высокомерным взглядом хищной птицы.
— Черт возьми, у вас странные родственники, мессир дю Плесси. Что это за гадкий утенок?
— Юная провинциальная кузина, монсеньор. Ах! Пожалейте меня! Целых два часа сегодня вечером, вместо того чтобы наслаждаться музыкой и очаровательными беседами дам, я выслушивал обвинительную речь ее отца, барона. От запаха его дыхания меня воротит до сих пор. Как писал наш циничный поэт Аржатей, «скажу я вам наверняка, что эта вонь сильнее, чем запах трупа или тела старика».
В ответ раздался взрыв подобострастного смеха.
— Знаете, о чем он меня просил? — продолжал маркиз, изящным движением указательного пальца смахивая слезинку с мокрых от смеха глаз. — Держу пари, не угадаете. Он хотел, чтобы я помог освободить его от налога на каких-то мулов из его конюшни и еще на производство — вы только подумайте! — свинца, который он надеется обнаружить сложенным в слитки на грядках своего огорода. Никогда в жизни не слышал ничего глупее.
— Черт бы побрал обнищавших дворян, — пробормотал принц. — Они позорят своим невежеством наши гербы.
— Прискорбно, что даже маленький сокол, чеглок[73], с которым наши деревенские кузены охотятся, стараясь подражать благородной соколиной охоте, — даже он слишком обременителен для них. Впрочем, от него им и досталось прозвище.
«Ах, даже так! — подумала Анжелика. — Значит они благородные соколы, а мы никуда не годные бедные маленькие птички».
Дамы буквально задыхались от хохота.
— Видели, какое у него перо на шляпе?
— А туфли с налипшей соломой!
У Анжелики так бешено колотилось сердце, что ей казалось, кузен Филипп, сидящий рядом, должен слышать его удары. Она посмотрела в его сторону и с удивлением заметила, что Филипп разглядывает её с загадочным выражением, застывшим в голубых холодных глазах. «Я не могу им позволить и дальше оскорблять моего отца», — решила она.
Анжелика была бледна как мел. Она вспомнила, как несколько часов назад покраснела после ее слов мадам де Ришвиль, и какое ледяное молчание они вызвали. Есть и другие тайны, которых боятся эти наглецы. «Малышка де Сансе» глубоко вздохнула.
— Может, мы и нищие, — произнесла она громко и отчетливо, — но мы, по крайней мере, не замышляем отравить короля!
Как и в тот раз, смех тотчас прекратился, улыбки исчезли с лиц, тишина стала такой тяжелой и давящей, что даже за соседними столиками люди замерли, почуяв неладное. Мало-помалу разговоры затихли, исчезла оживленность гостей — все смотрели на принца Конде.
— Кто… кто… кто… — залепетал маркиз дю Плесси, но вдруг замолчал.
