— Пекос с ребятами вернутся послезавтра, Баррет, и когда они… — Анжи больше не слушала. Она узнала все, что хотела. Нетерпеливо ожидая конца разговора, чтобы можно было уйти к себе в спальню, Анжи чувствовала, как ее живот свело от возбуждения, и мысленно стала выбирать платье, которое она наденет к приезду Пекоса.
Благодаря щедрости Баррета МакКлэйна у нее теперь было множество красивых новых нарядов, и она знала, как проведет остаток вечера. Анжи пожалуется на усталость, уйдет к себе и будет примерять платья. Она проделает это очень тщательно, чтобы не переборщить и не вызвать у Пекоса подозрений. Она не наденет ни одно из тех платьев, которые обычно надевает на воскресные церковные службы. Лучше выбрать то, что сшито из ткани пастельных тонов с короткими рукавами-фонариками и низким корсажем. И она обязательно надушится новыми французскими духами — за ушами и в ложбинке между грудей.
— Дорогая, я спрашиваю, не хотите ли вернуться домой? — Баррет пристально смотрел на нее.
— О, я… да, конечно, Баррет. Простите, если я кажусь вам немного рассеянной; я немного устала.
— Понимаю, — сказал он, снова взяв ее за руку, — все из-за этой несносной жары. Даже после захода солнца все еще очень жарко.
— Да. Я пойду прямо к себе, приму холодную ванну и постараюсь отдохнуть.
— Хорошая идея, дорогая. Я не хочу, чтобы вы переутомлялись, но все же я немного расстроен тем, что буду лишен возможности наслаждаться вашим обществом сегодня на террасе. — Он поник седой головой, надеясь, что она изменит свое решение и присоединится к нему.
Прижав руку ко лбу, Анжи посетовала:
— Я бы так хотела побыть с вами, Баррет, но, кажется, я слишком устала. — Небольшие угрызения совести мучили ее только до тех пор, пока она не дошла до своей комнаты.
Анжи с нетерпение ждала весь жаркий день возвращения Пекоса. Первая сентябрьская неделя не положила конец засухе, и Анжи, которая хотела выглядеть свежей, когда он приедет, раздражалась, что, несомненно, будет выглядеть не самым лучшим образом. После верховой прогулки утром с Роберто Луна она пошла прямо в свою комнату, чтобы принять ванну и принарядиться. Анжи одела изумрудно-зеленое платье из мягкого хлопка. Выбрала его целенаправленно, потому что оно подчеркивало зелень ее глаз, а низкий лиф соблазнительно обнажал плечи и шею. И еще потому, что Пекос никогда не видел ее в нем. Отказавшись от короны из заплетенных кос, которую она обычно укладывала на голове, Анжи расчесала волосы и рассыпала их по спине, как любил Пекос. Улыбнувшись своему отражению в зеркале в позолоченной раме, она провела крышечкой стеклянного флакона для дорогих духов по ложбинке между грудей и почувствовала, как от возбуждения мурашки пробежали у нее по спине.
Сентябрьское солнце превратилось в огромный красный шар на горизонте, когда вся семья села ужинать. Наконец-то Анжи услышала бряцание шпор, свидетельствующих о том, что приехал Пекос. Он вошел в освещенную свечами комнату, снимая испачканный стетсон с темноволосой головы, всем кивнул и обратился к отцу.
Анжи почувствовала, как пища застряла у нее в горле. Она судорожно глотала, неотрывно глядя слезящимися глазами на высокого властного мужчину, подробно рассказывающего о перегоне скота с Дель Соль. Пекос даже не успел побриться. Его борода, такая же иссиня-черная, как и волосы на голове, была густой и покрыта пылью.
На открытой рубашке из серого хлопка тут и там виднелись пятна от пота. Кожаные ковбойские штаны обтягивали его длинные стройные ноги.
Анжи не могла отвести от него взгляд. Никогда прежде она не видела всегда безупречно одетого Пекоса таким неопрятным. А сейчас он был небритым, потным, грязным, выглядел диким и пугающим. Но, несмотря на это, он был для молодой влюбленной женщины самым мужественным и прекрасным созданием на земле. Даже сейчас в Пекосе ощущалась чувственность, которая притягивала ее как мощный магнит. Анжи отложила вилку и вцепилась в край стола, чтобы удержаться от страстного желания вскочить и броситься прямо в его объятия. Его присутствие заполнило комнату чем-то прекрасным, а сильный запах мужского пота, смешавшегося с лошадиным, переполнил ее чувства. Потрясенная и испуганная своим влечением к молодому мужчине, она слегка встряхнула золотоволосой головой, словно стараясь освободиться от нахлынувшего дурмана.
— … остаток стада надо вывезти из Марфы утром. Я оставил присматривать за скотом дюжину человек. — Пекос стоя разговаривал с отцом. Его глубокий голос был усталым и мягким.
— Прекрасно, Пекос, — ответил Баррет. — Мы понесем убытки, но…
Пекос тяжело вздохнул:
— Конечно, мы понесем убытки, но это единственно возможный выход. Вы и сами хорошо знаете, что… — Он замолчал, пожимая широкими плечами. Его жесткий взгляд смягчился на минуту, когда он посмотрел на тетю Эмили. Широкая теплая улыбка осветила заросшее лицо. — Я бы обнял тебя, сердце мое, — сказал он, едва прикоснувшись правой рукой к ее бледной щеке, — но я слишком грязный, даже для того чтобы находиться в одной комнате с дамой.
Анжи чутко уловила его слова. Пекос не сказал «с дамами». Он подчеркнуто не считал ее леди. Это больно обожгло ее, и возбуждение по поводу его приезда домой быстро улетучилось. Думая печально о том, что глупо было с таким нетерпением ожидать его приезда, она одеревенела, когда Пекос легкой походкой, обогнув стол, направился прямо к ней.
— Возьму-ка я бутылку бренди и сигару и пойду к себе. — Он стоял рядом со стулом, на котором сидела Анжи. Она продолжала смотреть прямо вперед, но уголком глаза видела его обтянутое кожей бедро всего в нескольких дюймах от своего плеча. — Да, мне надо скинуть с себя все это вонючее тряпье и нырнуть в горячую ванну. — У Анжи перехватило дыхание, когда его затянутая в перчатку рука потянулась прямо к ее тарелке. — Но поскольку я сейчас здесь, найду что-нибудь, чтобы усмирить свой разыгравшийся аппетит. — Двумя пальцами Пекос подцепил хрустящую цыплячью грудку, поднес ее к губам, откусил кусок, скорчил гримасу и положил цыпленка обратно на ее тарелку.
Анжи уставилась на него, ее глаза метали зеленые молнии. Он по-волчьи оскалился ей в ответ.
— Нет, — протянул он, — это не то, что я хочу. — Он повернулся и вышел из комнаты, пока Анжи с пылающими от гнева щеками уверяла себя в том, что презирает его и хочет, чтобы он никогда не возвращался.
Пекос проснулся и почувствовал какой-то неприятный привкус во рту. Рука, на которой он проспал всю ночь, онемела. Легкая песенка, напоминающая щебет колибри, врывалась через двойные двери, открытые во внутренний двор. Пекос медленно перевалился на спину и скорчил гримасу. Разминая пальцы занемевшей руки, он оглянулся в поисках глотка воды, чтобы утолить жажду.