Она постаралась не вздрогнуть от того, насколько ничтожной он обрисовал ее жизнь.
— Но все это ради того, чтобы я с вами спала. А что будет, когда я вам надоем? Что тогда? Когда я постарею и красота моя увянет? Тогда вы оставите Джеймса себе, а меня отправите восвояси?
— Как ты могла подумать, что я на такое способен? — В его голосе послышалась злость. — Какого черта, женщина? Я привык держать слово. И если я говорю, что тебе будет обеспечена безбедная жизнь под моим кровом столько, сколько тебе этого захочется, значит, так оно и будет.
— Я бесконечно признательна вам за такое предложение, — она положила руку ему на грудь и слабо улыбнулась, — но нам никогда не быть ровней, Вайльд. Я всегда буду всего лишь прислугой, подстраивающейся под ваши желания и меняющиеся предпочтения. Будучи сама по себе, я, по крайней мере, смогу самостоятельно принимать решения и не чувствовать себя кому-то обязанной.
— Мне тебя не понять. — Он отвернулся от нее и подошел к окну, выходящему на крошечный дворик особняка. — Ты хоть понимаешь, что большинство женщин с радостью отдали бы все ради возможности, от которой ты отказываешься?
— Понимаю. Но как вы сами заметили, ваша милость, я — не большинство.
Он не обернулся.
— По крайней мере, позволь мне разобраться с врагом, которого ты, похоже, себе нажила. Пока не представляю как, но это может иметь какое-то отношение и к моим проблемам.
— Возьмите записку, если она вам поможет, — сказала она. — И я с радостью подробно опишу вам человека, который сегодня на меня напал. Но я не намерена прекращать свои выступления, Вайльд. Сегодня я должна появиться на очередном мероприятии у Оукли. Помимо этого, у меня намечено еще три выступления, после чего я уеду из города.
Он склонил голову, делая вид, что изучает подоконник.
— Оукли, говоришь? Наверное, речь идет об одной из его музыкальных постановок?
— Да, так и есть.
— И когда ты планируешь уехать? Мне нужно знать, чтобы я мог решить вопрос с домом.
Она смотрела ему в спину в надежде, что он обернется.
— Последнее выступление назначено на пятницу.
— То есть, через пять дней.
— Да.
— Хорошо. — Наконец он повернулся к ней лицом, но оно ровным счетом ничего не выражало. — Я с вами свяжусь, как только переговорю со своим поверенным.
Он направился к выходу.
— Вайльдхевен, — она остановила его на пороге, взяв за руку., — Я хочу, чтоб вы знали — для меня это решение было непростым. Вы очень привлекательный, благородный мужчина.
— Я понял, что вами движет, Миранда. Но понимаете ли вы сами?
С этими словами он открыл дверь и вышел из детской, оставив ее размышлять над смыслом сказанного.
Музыкальные постановки семейства Оукли за много лет превратились в своего рода традицию. Не столько из-за музыкального таланта четырех сестер Оукли, сколько благодаря тому, что мистер Оукли — джентльмен по происхождению и успешный делец по натуре — имел привычку в перерывах давать избранным гостям советы относительно выгодных капиталовложений. Большинство предприимчивых мужчин готовы были терпеть кошачьи вопли сестер ради перспективы приумножить семейный капитал. А для мистера Оукли крупицы информации из его обширного багажа знаний оказались достойной платой за то, что он, воспользовавшись возможностью, подыскал женихов для трех своих дочерей. Только четвертая, самая младшая, с несчастливым именем Офелия, все еще была не замужем.
Но это было всего лишь вопросом времени, если за дело брался мистер Оукли.
Когда Миранда прибыла, в музыкальном салоне собралась лишь небольшая группа гостей — человек двадцать или около того. Она была не единственной певицей на этом вечере, но все внимание было приковано только к ней.
Миссис Оукли, равно как и мистер Оукли, поприветствовали ее тепло и даже с некоторым энтузиазмом. Младшая, Офелия, которой едва исполнилось семнадцать, краснея и запинаясь, поздоровалась с ней и отошла в сторонку вместе со своими ровесницами. Миранда заметила, что лорд Аренсон тоже здесь, но ее беспокойство по поводу распускающего руки престарелого ловеласа оказалось напрасным — он прогуливался в сопровождении своей жены.
Миссис Оукли подошла к фортепиано и хлопнула в ладоши.
— Приглашаю всех занять свои места, мы можем начинать!
Гости оживились, зашумели и в конце концов расселись на стульях, расставленных прислугой Оукли. Миранда заметила знакомую светловолосую девушку, которая села рядом с четой Аренсонов. Но не успела она вспомнить, где могла ее видеть, как дверь музыкального салона распахнулась.
— Герцог Вайльдхевен, — объявил лакей в ливрее и посторонился, уступая Вайльду дорогу.
— Ваша милость! — миссис Оукли поспешила к герцогу, показавшемуся в дверях. Ее супруг тоже поднялся со своего места среди зрителей и последовал за ней.
— Как я рада, что вы смогли нас сегодня посетить! — рассыпалась в любезностях миссис Оукли.
— Что вы, это я рад, — возразил Вайльд с легким поклоном. Он повернулся поприветствовать мистера Оукли, после чего проследовал за хозяевами в гостиную и занял отведенное ему место.
Неудивительно, что его соседкой оказалась Офелия Оукли.
Девушка покраснела и отвернулась, но Вайльд, похоже, этого даже не заметил. Он сразу же отыскал глазами Миранду, стоявшую в углу комнаты и ожидавшую сигнала начинать. Взгляды их встретились, и они долго и неотрывно смотрели друг на друга.
Что, ради всего святого, он здесь делает? Миранда сжала пальцы, в животе снова ожила стая бабочек. Она-то считала, что утром они все окончательно обсудили и обоюдно решили прекратить эти отношения.
Но, судя по всему, она ошибалась.
Миссис Оукли снова подошла к фортепиано.
— Добро пожаловать на наш вечер, ваша милость, — поприветствовала она герцога во всеуслышание, потом обвела взглядом остальных гостей. — А теперь я рада представить вам талантливую исполнительницу, чья популярность в Лондоне стремительно растет. Несравненная графиня делла Пьетра!
Миранда вышла вперед под шум аплодисментов, но во всем зале теперь для нее существовал лишь один человек, лишь одна пара бездонных черных глаз. Их пронзительный взгляд, казалось, прожигал ее насквозь. Усаживаясь за фортепиано, она с трудом сохраняла видимость спокойствия.
Но когда ее пальцы коснулись клавиш, она уже знала, что, несмотря на множество зрителей в зале, она играет лишь для одного человека. Единственного мужчины. Чувства переполняли ее, рвались наружу, и уже тогда она понимала, что это выступление будет непохожим на все остальные. С первой же ноты чувства полностью захватили ее, они наполняли каждый аккорд, томились в каждом такте.
