– Не стройте из себя дурочку, мисс Джарвис. Я отлично знаю, что вы вовсе не такая.
Сделав оборот в элегантном прыжке, баронская дочь уперлась мыском в пол.
– Разве тогда вы не должны знать, что не следует заводить со мной подобную беседу в столь неподходящем месте?
Толстый идиот с высоким воротничком снова зашипел на Себастьяна, и тому пришлось, скрежетнув зубами, продолжить движение.
– Не собираетесь кататься в Гайд-парке завтра утром?
– Пожалуй, нет, – ускользнула в повороте партнерша.
– В таком случае, когда мы сможем продолжить наш разговор?
– Не вижу смысла когда-либо его продолжать, – мисс Джарвис грациозно пригнулась, уходя в сторону. – Ваше предположение – если я правильно вас поняла – ошибочно.
Себастьяну пришлось снова ждать сближения, чтобы проворчать:
– А вы бы признались, окажись оно верным?
Геро обернулась, описав носком туфельки круг:
– Разумеется, нет.
Музыка стихла, и мисс Джарвис присела в глубоком реверансе вместе с остальными дамами.
– Доброго вечера, милорд, – обронила она, оставляя виконта на краю танцевальной площадки – недовольного, раздосадованного и глубоко обеспокоенного.
* * * * *
Когда Себастьян наткнулся на лорда Квиллиана, тот как раз прощался с компанией приятелей в зале клуба «Брукс», известной под названием «Иерусалимская палата»[53].
– Лорд Девлин, – поприветствовал виконта престарелый денди, выглядевший ослепительно в шелковом вечернем плаще и складной треуголке. – Если вы надумали присоединиться к облапошиванию бедного раскаявшегося грешника, то опоздали. Я решил на сегодня остановиться, пока еще не прозакладывал свои поместья.
Спутники барона разразились хором беззлобных грубоватых подшучиваний.
– Неудачный вечер за картами? – предположил виконт.
– Я бы сказал, не настолько удачный, чтобы хотелось продолжать. Этот ужасный дождь наконец-то прекратился, не так ли? – Квиллиан недоверчиво прищурился на ночное небо.
– Похоже, что так.
– Вот и славно. Прогуляетесь со мной, милорд?
– Неужели вы внезапно ощутили неодолимую тягу к моему обществу? – поинтересовался Себастьян, когда они вышли из клуба.
Барон помахивал своей эбеновой тросточкой, держа ее двумя пальцами.
– Не совсем. Однако мне любопытно узнать, как продвигается расследование убийства епископа Прескотта.
– Вот как? А почему вас интересует это дело?
– Я прекрасно понимаю, что попал в число подозреваемых, – фыркнул лорд Квиллиан. – И надеюсь услышать, что вы нацелили свое дознание на кого-нибудь другого.
– По правде говоря, наоборот.
Ладонь собеседника крепче сжала серебряный набалдашник застывшей на полувзмахе трости.
– И что сие означает?
– Что я выяснил личность таинственного жертвователя, финансировавшего строительные работы преподобного Эрншоу в церкви Святой Маргариты.
– Ах, это, – изящно описав полукруг, тросточка снова принялась покачиваться взад-вперед.
– Да, это.
Спутники некоторое время шли молча. Шаги отдавали гулким эхом по мокрой и темной улице.
– Возникает вопрос: с какой целью? – заговорил виконт.
– Кажется, действительно возникает.
Себастьян издал негромкий смешок:
– Думаю, вы знали, что сэра Нигеля закололи в церковной крипте и оставили гнить там на все эти годы.
– Знал? Не совсем так. Но у меня и впрямь имелась определенная теория.
– Вы считали, что Френсис Прескотт убил собственного брата из-за наследства? Наследства, которое он потерял после рождения племянника?
– По-моему, этот вывод возникает сам собой, – покосился на собеседника барон. – Вы не согласны?
– Если честно, не знаю.
Квиллиан хмыкнул и продолжил путь.
– Чего вы надеялись добиться? – поинтересовался Девлин.
– Полагаю, расчет очевиден. Если я прав, и гниющий труп сэра Нигеля действительно обнаружится в крипте, тогда подозрение неизбежно падет в первую очередь на священника, ответственного за решение замуровать склеп.
– На Френсиса Прескотта.
– Именно, – согласился спутник.
– И каков же был замысел? Вынудить епископа защищаться от неизбежных обвинений в братоубийстве, дабы не оставалось времени на проталкивание в парламенте законопроекта об отмене рабства?
– Что-то вроде этого.
– Не слишком ли ненадежная комбинация?
Лицо престарелого франта растянулось в скупой улыбке:
– Я ведь игрок.
– Верно, – кивнул виконт. – Только напрашивается соображение, что риск потерпеть неудачу был бы гораздо меньше, знай вы доподлинно, где лежит труп баронета.
– Не вижу, откуда я мог бы это узнать. Если только вы не предполагаете, что я собственноручно умертвил сэра Нигеля и бросил тело в крипте, – состроил гримасу вельможа. – Многообещающая версия, тут я с вами согласен.
Барон прошел несколько шагов и добавил:
– Загвоздка в том, что у меня не имелось причин убивать старшего Прескотта. Мы были едва знакомы. Чрезвычайно, знаете ли, дурного тона был субъект.
– Разве вы оба не состояли в «Клубе адского пламени»?
– Милейший лорд Девлин, – сузились глаза подтоптанного франта, – этот клуб вовсе не являлся закрытым. В нем насчитывались сотни членов.
– Но не в узком кругу избранных. Как они назывались?
– «Апостолы», – ответил Квиллиан и добавил, вздохнув: – Сколь ни огорчительно это признавать, но лично я никогда не входил в этот избранный круг. В то время я был всего лишь бедным вторым сыном, пару лет как закончил Оксфорд и пытался пробить себе дорогу в жизни.
– Правда? И чем же именно вы занимались?
Барон остановился возле парочки скучавших у паланкина носильщиков, которые при виде клиента тут же вскочили, хватаясь за жерди.
– О, то тем, то сем, – неопределенно взмахнул денди кистью, затянутой в белоснежную перчатку. – А теперь, боюсь, я переоценил свои возможности переносить ночной воздух. Доброго вам вечера, милорд, – и, зажав в кулаке трость, проворно забрался на сидение.
Налетевший прохладный ветер взметнул фалды Себастьянового фрака и обдал виконта запахами города: острым духом мокрой мостовой и разогревшихся масляных фонарей, к которому подмешивалось слабое, но вездесущее зловоние нечистот.
Девлин с минуту постоял, наблюдая, как носильщики поднимают паланкин и трусцой удаляются. А затем повернул в сторону Брук-стрит, и его одинокие шаги отдавались громким эхом в ночной тиши.
* * * * *
ВТОРНИК, 14 ИЮЛЯ 1812 ГОДА
На следующее утро Геро сидела в библиотеке, окруженная грудами книг и бумаг, когда в комнату вошел отец.