— Мне нет никакого дела до Пола Рэндла, — проворчал он.
«Интересно, Харт верит в то, что говорит?» — подумала Франческа и толкнула дверь. Конечно, она была заперта.
Джоэл принялся копаться в замке в надежде его открыть, а Харт решил обойти вокруг дома и посмотреть, не открыто ли где окно. Франческа придала лицу равнодушное выражение и усиленно делала вид, что все происходящее в порядке нормы; все же несколько девушек, прошедших по улице, покосились на них с подозрением, а уличный торговец на углу Пятьдесят седьмой улицы принялся разглядывать их с откровенным любопытством. Казалось, он даже позабыл о своем лотке со свечами и с интересом следил за стараниями Джоэла.
Вскоре входная дверь отворилась, и перед ними предстал Харт.
— Черный ход был открыт, — объяснил он. Франческа поспешила войти.
— Лоточник может вызвать полицейского.
Харт пожал плечами:
— Я вошел через гостиную, можешь проверить.
Он взял ее за руку и повел в небольшой салон, где в прошлом феврале она опрашивала всех членов семьи после убийства Пола Рэндла. Джоэл побежал наверх.
Франческа медлила, она вспомнила несчастную Генриетту в роли безусловного главы семьи и ту, какой она видела ее в работном доме. Бедная женщина в одночасье лишилась мужа, семьи и спокойной жизни.
Гостиная показалась Франческе мрачной, словно убранной в траур. Бордовые гардины, стены в кремовую и темно-красную полоску. Буфет, уставленный безделушками и фотографиями, в том числе и Билла, канделябры, небольшая картина над камином, напротив которого стоит обитый темно-зеленой тканью диван и два красных кресла. На низком столике забытый кем-то пустой стакан и несколько газет. Конечно, стакан мог быть оставлен и три месяца назад — или позже, агентом по недвижимости например. Франческа бросилась к столику и схватила газету. «Нью-Йорк таймс»: «Закон о забастовках сегодня вступает в силу». Может ли эта статья иметь отношение к вполне ожидаемой забастовке в «Юнион пасифик» в Омахе? Франческа посмотрела на дату. Понедельник, 30 июня.
— Сегодняшняя газета.
Харт поднял брови.
Франческа быстро просмотрела два других издания, оказавшиеся вчерашними.
— Билл единственный, кто может заниматься продажей дома. Но сегодня здесь мог быть и агент, и покупатель.
— Да, но мог и сам Билл, — заметила Франческа, направляясь в кухню.
Харт пошел следом, было заметно, что настроение его улучшилось.
Франческа стояла в том самом месте, где, сбежав от Билла, ударила его сковородкой. Оглядевшись, она увидела на столе тарелку с хлебными крошками, нож и вилку. Она подошла ближе и потрогала пальцами несколько крошек — они не успели засохнуть. Кто-то был здесь совсем недавно. В раковине находилось еще несколько грязных тарелок.
— Нет, агент не оставил бы после себя беспорядок.
Харт не успел открыть рот, как в кухню вбежал Джоэл:
— Там кто-то спит! Наверху, в мужской спальне!
Франческа повернулась к Харту. Глаза его потемнели от неприятного предчувствия. Она и сама была теперь почти уверена, что Билл Рэндл решил пожить в родном доме. Однако, как бы она ни хотела его задержать, все же надеялась, что он не появится сейчас в кухне. Харту Франческа не очень доверяла.
— И в другой спальне кто-то есть, — сообщил Джоэл.
— Ты уверен?
— Пойдемте, — хмыкнул тот.
Они осторожно поднялись по узкой лестнице и прошли за Джоэлом в обставленную по-спартански комнату Мэри. С тех пор как Франческа провела здесь взаперти некоторое время, в спальне ничего не изменилось. Однако кровать не была убрана, подушка примята, будто на ней кто-то спал. Единственное окно было распахнуто.
Франческа посмотрела на Харта.
— Комнатой определенно пользовались, — отозвался тот.
— Джоэл, где мужская спальня? — нетерпеливо спросила Франческа.
Он махнул им и повел в коридор. В этой комнате кровать была убрана, но на туалетном столике разбросаны всякие мелочи, рядом лежал номер «Харперс» двухнедельной давности. Франческа подошла ближе к кровати и сразу почувствовала аромат одеколона, который вызвал мгновенную тошноту. Она узнала запах, он напоминал ей о Рэндле.
— Несомненно, Билл живет именно здесь, — сказал Харт. — Уже поздно. Отвезем домой Джоэла, а потом я отвезу тебя. Ты на ногах с самого рассвета.
Колдер настолько заботлив, что желает ей скорее попасть домой и отдохнуть?
— Надо, чтобы Брэг поставил у дома наблюдение.
— Я позвоню ему, как только вернусь домой. Франческа удивилась, может быть, Харт оговорился?
— Полагаю, нам стоит заехать в Бельвью и поговорить с Мэри. Если Билл навещает мать, вполне возможно, он наведывается и к сестре.
— Мне бы не хотелось, — недовольно произнес Харт.
Только спустившись вниз, Франческа поняла, как сильно устала. Мэри Рэндл была последним человеком, с которым ей хотелось бы вести беседу. Она в жизни не встречала более язвительного и злобного создания.
— У меня был трудный день, — сказала Франческа, надеясь на сочувствие со стороны Харта, и посмотрела на него долгим взглядом, который он постарался не заметить.
Они заперли входную дверь и вышли из дома через гостиную.
— Я не только встала рано, но и плохо спала ночью, — добавила Франческа.
Ей показалось, или Харт поджал губы? Он предложил ей свою руку и повел через двор к выходу на Пятьдесят седьмую улицу. Джоэл шел следом.
— Чего ты хочешь, Франческа?
Она улыбнулась и посмотрела на него с нежностью.
— Сейчас я мечтаю о стаканчике хорошего скотча.
Понедельник, 30 июня 1902 года. 18:00
Она смотрела на разложенную на кровати одежду. Здесь были платья на все случаи жизни — для чая и обеда, прогулок по «Женской миле», похода за покупками в «Олтманз» и «Лорд Тейлор», для благотворительных мероприятий и бала.
Ли Анна растерянно оглядела кучу платьев и посмотрела на стоящую рядом Кейти и новую горничную Нанет, ожидавшую распоряжений хозяйки.
Почему она никак не может выбрать, какие наряды взять с собой в поездку? Она не могла себе представить, как пройдут их выходные в маленьком домике на пляже, где будут только они с Риком и девочки, поэтому и возникли затруднения с выбором платьев.
Затуманенный мозг плохо работал, Ли Анна даже не могла определиться, стоит ли отвести девочек на прогулку.
— Надо взять бледно-голубое, розовое и это, с зелеными полосками, — прошептала Кейти.
Ли Анна повернулась к девочке, смотревшей на нее широко распахнутыми глазами, полными тревоги и печали.
