— Могу я узнать, отец мой, что вы здесь собираете?
Пожилой монах выпрямился, словно бы и не слышал прежде топота копыт по камням, и ласково ответил:
— Доброго дня вам, милая, я — монах-травник, брат Сэмюэль, и каждый год в это время ищу тут редкие горные растения. Потом в лечебнице мы готовим из них целебные отвары для наших больных.
— И вам пришлось проделать такой долгий путь пешком… — сочувственно сказала Грейс.
— Эти травы помогают от многих недугов. Что значит пройти несколько миль в хороший денек, если в твоих силах спасти чью-то жизнь? — В улыбке монаха сквозили мудрость и умение радоваться тому малому, что у него было. — Позвольте спросить, дитя мое, а по какой надобности вы заехали в эти места в одиночестве?
— Я… сама не знаю, — смутилась Грейс. — В прошлом году здесь случилось несчастье…
— И вы захотели вернуться на место трагедии, — понимающе кивнул старый монах.
— Вы слышали об этом?
— Конечно, мисс Эттон, я был в лазарете, когда вас принесли, и поил вас своими отварами, только вы тогда еще не пришли в чувство. Доктор Мейзенброк долго сожалел, что не сумел помочь вам совсем выздороветь…
— Вы знаете мое имя, брат Сэмюэль? — еще больше удивилась Грейс.
— Конечно, я много лет знаком с вашей матушкой и хорошо помню, как она горевала в те дни. Я не ожидал увидеть вас в этом месте, уж простите мне стариковское любопытство.
— Меня словно что-то потянуло сюда… Я вспоминала, как старалась вытащить свою подругу, как была рада, когда она, наконец, забралась в карету… А потом графиня увезла Кэти в чужую страну, — неожиданно для себя жалобно добавила Грейс.
— Теперь вам станет легче, мисс Грейс, вы посмотрели в глаза своему горю, и оно покинет вас, — уверенно произнес монах.
Он больше ни о чем не стал расспрашивать Грейс, чтобы неловким словом не причинить девушке боль. Одновременно монах продолжал собирать травы, и Грейс предложила свою помощь, она видела, с каким трудом разгибается спина старика, и представляла, сколько сил уходит у него на эту работу.
Брат Сэмюэль не возражал, он показал Грейс, какие травы надо срывать, и вскоре дело уже спорилось в ее умелых руках. Когда корзинка наполнилась, монах с улыбкой поблагодарил Грейс.
— Позвольте, я подвезу вас до обители, брат, — сказала она. — Думаю, Магдалена выдержит нас обоих, если вы сядете позади меня.
— Вы не боитесь, что скажут люди? — с лукавой искоркой в водянистых старческих глазах спросил монах.
— Меня считают местной сумасшедшей, — точно так же улыбнулась Грейс. — И никто уже не удивится, если я приеду в обитель в обществе монаха. Надеюсь, ваш устав это не воспрещает?
— Не думаю, что в нем прописан каждый шаг, сделанный тем или иным монахом, — усмехнулся старик. — Признаться, давно я не ездил верхом, тем более на такой породистой лошадке, да и ноги отказываются служить мне так же верно, как тридцать лет назад… Пожалуй, я приму ваше приглашение, милая.
По дороге всадники болтали о самых разных вещах и расстались добрыми друзьями у дверей обители. Брат Сэмюэль приглашал Грейс навещать его в лечебнице.
— Заодно вы могли бы по вечерам отвозить домой свою матушку, после дневных трудов она иногда очень сильно устает, — добавил монах на прощание.
Грейс покраснела — эта мысль не приходила ей в голову. Девушка ответила, что спросит у викария Фаулера позволения приезжать за матерью, возможно, он не разрешит утруждать свою лошадь.
— Вы с миссис Эттон вместе весите навряд ли больше преподобного Фаулера, — не без ехидства возразил брат Сэмюэль. — Кстати, дитя мое, в нашем лазарете и для вас нашлось бы место. Больные требуют ухода, а рук не хватает. Вы сильная и умелая девушка, доктор Мейзенброк наверняка найдет вам работу, и вы будете получать немного денег… Грейс горячо поблагодарила монаха. Как она раньше не догадалась работать вместе с матерью? Пусть не каждый день, хотя бы три раза в неделю, и все равно, небольшая прибавка к семейному кошельку позволит ей купить матери новый чепчик и ткань на платье.
В повседневных заботах Грейс и не заметила, как миновало лето, а за ним осень. Уход за больными в лечебнице оказался тяжелым, изматывающим трудом. Порой Грейс не могла понять, как ее добрая матушка столько лет выносила эту работу. Особенно много требовалось душевных сил: каждый больной требовал внимания, хотел переложить часть своего тяжкого груза на сиделок, жаловался на жизнь или проклинал небеса, наславшие на него недуг. Многие утрачивали веру, и от монахов и сиделок зависело, с чем их пациент покинет лазарет, — с отчаянием или надеждой.
Для Грейс мало-помалу открылась мудрость, которую пытался незаметно донести до девушки брат Сэмюэль: на свете столь много людей, чье положение гораздо тяжелее, чем у нее, и ей грех жаловаться на судьбу. Научившись утешать других, мисс Эттон сама уже больше не нуждалась в сочувствии. Всегда спокойная, деловитая, доброжелательная, Грейс стала долгожданной гостьей в лазарете, как истинная дочь своей матери. А миссис Эттон приобрела в глазах дочери едва ли не ореол святости после того, как Грейс поняла всю важность неблагодарной работы сиделки.
В краткие минуты отдыха девушка находила время поболтать с братом Сэмюэлем, неизменно внушавшим ей уважение своей жизнерадостностью и уверенностью в милосердии божьем. Некогда старик был аптекарем, но знания лечебных трав не помогли ему спасти близких — вся его семья умерла во время эпидемии холеры, собственное же спасение он посчитал чудом и нашел утешение в стенах монастыря.
— Я, как и вы, дитя мое, далёко не сразу научился благодарить небо за доставшееся мне испытание. Много месяцев я молил о смерти, чтобы воссоединиться с женой и сыновьями в ином мире, и только мудрость и доброта нашего настоятеля помогли мне взглянуть на свою жизнь по-другому, — рассказал ей однажды старый монах.
И Грейс горячо поблагодарила доброго друга за то, что он поделился с ней частицей приобретенной им жизненной силы.
Преподобный Фаулер одобрял желание Грейс быть полезной людям, хотя в душе ощущал некоторое беспокойство. Грейс уже не могла так часто приходить на конюшню и ухаживать за Магдаленой, сократились и встречи девушки с викарием. Все это заставляло его испытывать неясное сожаление, не говоря уж о тревоге за ее здоровье.
На Рождество преподобный Фаулер посчитал необходимым вовлечь свою паству в какое-нибудь благопристойное развлечение, способное принести пользу наиболее уязвимой части жителей деревни — сиротам из приюта и бедным старикам. Викарий не стал давать волю своей фантазии и придумывать факельные шествия или еще что-то столь же непривычное для обитателей Марбери. Традиционный рождественский бал с благотворительной ярмаркой показался ему вполне приемлемым.
