Рейн замолчал, и Джоселин пересекла холл и, приподняв юбку, чтобы та не мешалась под ногами, стала подниматься по лестнице.
Рейн смотрел вслед ее грациозной гибкой фигурке. Он наблюдал, как покачиваются ее бедра, как мелькает временами изящное колено, слышал шорох юбок, трущихся о ее ноги. Когда она повернулась на площадке лестницы, ее маленькие острые груди колыхнулись под блузкой, и кровь закипела в его жилах. Он вспомнил ее мягкие сладкие губы, и внутри у него все сжалось, а в чреслах запульсировала боль.
Черт побери! Это женщина действует на него просто невероятно. Он не мог смотреть на нее без желания, не мог равнодушно слышать звук ее голоса без того. Он совершенно не желал, чтобы она спала в его доме. Он не хотел привозить ее с собой.
Или все-таки хотел?
Или все-таки это и было, на самом деле, истинной причиной того, что он приехал на этот проклятый остров?
Ведь все старались его отговорить. Особенно Доминик и Кэтрин, но больше всех — сестра.
— Ради Бога, Рейн, — увещевала Александра, — ты рискуешь жизнью из-за этой женщины. Неужели ты этого не понимаешь?
— Алекс права, — поддерживал ее Доминик. — Ты уже раньше недооценил эту женщину. Ты не можешь знать, на что она еще способна.
— Я не боюсь ее. Просто тогда она застала меня врасплох.
— Дело не в этом! — протестовал Доминик, но Рейн уже принял решение.
Ему нужно с ней встретиться, нужно успокоить свои сомнения. Он должен увидеть ее лицо, говорил он себе. Ему достаточно будет одного взгляда в эти ясные голубые глаза, чтобы увидеть в них ненависть, которую она прежде так искусно скрывала. Достаточно будет одного пытливого взгляда, чтобы разгадать ее обман. И тогда его сознание примирится с правдой о том, что произошло, и он успокоится.
Рейн был так уверен в этом, эта идея захватила его, он так стремился найти покой. И ради этого он пересек океан, купил эту проклятую плантацию! Но едва наступил решительный момент, как все пошло совсем не так, как он планировал.
Он размышлял об этом, наблюдая из своей комнаты, находившейся в противоположном конце коридора, как Джоселин закрывает за собой дверь спальни. В ее больших ясных глазах читалось удивление, сменявшееся всплесками гнева, которые он не раз наблюдал со времени их первой встречи. И, может быть, на мгновение в этих глазах промелькнул страх. Но ненависть, как и прежде, оставалась незаметной, вместо нее глаза Джоселин говорили о невинности и отчаянии, а временами даже о боли.
Но ненависть была, Господи, ее не могло не быть! Джоселин же предала его — он видел, как она спустила курок! Ненависть сохранилась в ее сердце, она вспыхивала в этих ярко-голубых глазах, но эта женщина с извращенным стремлением к мести, женщина, овладевшая искусством обмана, таила ее в себе.
И если только эту ненависть можно будет разглядеть, Рейн будет готов ее заметить.
Виконт заплатил хозяину таверны Барзилаю Хопкинсу вдвое больше, чем стоили ее услуги, — а теперь расплачивался еще дороже.
Рейн вошел в кабинет, взял с полки бутылку и налил себе щедрую порцию рома. Он проглотил его залпом и почувствовал, как обжигающая жидкость проникает в желудок. Но даже этот жар не мог сравниться с тем, который все еще пылал в его жилах. Всякий раз, когда он видел ее, в нем разгоралось пламя.
Он опустился в кожаное кресло с высокой спинкой позади широкого письменного стола красного дерева. Рейн уже провел за этим столом немало ночей, изучая книги, пересматривая списки работников, живших в маленьких хижинах, выстроенных из обмазанных глиной циновок.
Он купил пришедшую в упадок плантацию и поселился в этом доме задолго до того, как впервые побывал в таверне. Ему нужно было время, чтобы приготовиться, и он по много часов работал рядом с батраками, расчищая поля от негодного сахарного тростника. Он купил эту землю не глядя, просто для того, чтобы оправдать свое путешествие. Но изучение острова и его экономики подстегнуло его интерес. Во что можно превратить это имение, приложив к нему кое-какие усилия? Как бы органиовать здесь дело?
Поначалу мысль о кофейной плантации казалась абсурдной, но мало-помалу эта идея укоренилась в нем, как некогда укоренился в этой земле тростник, и теперь Рейн не собирался ее отбрасывать. Тяжелый труд закалил его тело, хотя от работы сильнее болела спина, а мысль об успехе давала стимул, какого он не знал со времен войны.
Рейн налил себе еще один стакан рома. Он не очень-то его любил, но Рейн слишком много работал, слишком погрузился в свои планы насчет имения и купил столько более важных вещей, что до бренди просто не дошли руки.
Он сморщился, глотая новую порцию алкоголя и прислушиваясь к тому, как по телу разливается оцепенение. Вчера он спал хорошо. Усталость прогнала все сновидения, и он смог подавить пульсирующую боль желания, пронзившую его, едва он заметил Джо в таверне.
Вчера он спал. Сегодня это будет не так легко.
Рейн прислушался к шагам наверху, представил себе, как Джоселин ступает по ковру. Он все еще помнил жар ее губ, ощущал тяжесть ее маленькой острой груди. Может, ему пригласить к себе Дульцет? Соблазнительная экономка-квартеронка строила ему глазки с первого дня.
— Я быть у масса Джемса, — сказала она, имея в виду прежнего хозяина. — Я ему хорошо угодить. А теперь я — у тебя.
Рейн окинул взглядом ее тяжелую грудь и тонкую талию. У Дульцет были карие глаза, высокие скулы и самые сладострастные губы, какие он когда-либо видел. Его тело нуждалось в разрядке — почему бы ему не принять то, что она так откровенно предлагает?
Рейн вздохнул. Дульцет может успокоить его тело, но не душу. Только Джоселин могла бы это сделать — и только с помощью правды.
Пока она лжет, но рано или поздно ей придется признать свое поражение. И как только она признается в своем предательстве, он освободится.
Стоя у высокой кровати с балдахином, Джоселин стянула с себя пыльную одежду и бросила ее на розовое ситцевое покрывало. Она чувствовала себя усталой после пути по ухабистой дороге в неудобной повозке. Но, даже несмотря на то, что рядом был Рейн, портивший настроение, ей понравилось это путешествие — каждая его секунда.
Она надела рубашку и подошла к окну. Воздух здесь был так невероятно чист, а на небе столько звезд. Что если выйти на улицу? — подумала Джо. Остановят ли ее? В доме стояла тишина, слуги уже легли спать. У нее не было пеньюара, но если она будет вести себя тихо, ее никто не увидит.
Понимая, что не следует этого делать, но слишком мечтая о ночной прохладе, Джо вышла из комнаты и спустилась по лестнице. Она не станет отходить далеко, просто посидит немного в темноте, впитывая ночные звуки и свежее дуновение ветерка с гор.
