— Не торопись. Тео не…
— Я в порядке.
Гейл открыла дверцу и, не дожидаясь помощи, сама спустилась на землю.
Роуэн с саквояжем в руке последовал за ней. Не зная, можно ли ей позволить уйти вот так, без слов, он в то же время не мог унизить ее перед Тео, приоткрыв суть их отношений.
В дверях их встретил Картер.
— Миссис Эванс приготовила вам обоим горячий ужин.
— Отлично, Картер. Мы…
— Если вы не против, я возьму поднос к себе, — со спокойным, отстраненным видом перебила его Гейл. — Я слишком устала, чтобы составить приятную компанию за столом.
Ее заявление удивило Роуэна, но спорить с ней в присутствии Картера он не мог.
— Как вам угодно. Вызов был тяжелый. Я могу заглянуть к вам позже, если хотите просмотреть историю болезни…
— Я хочу лечь сегодня пораньше, доктор Уэст, а перепишу все завтра утром, — извинилась она и кивнула Картеру. — Спокойной ночи, Картер.
— Миссис Блэкуэлл получила тяжелые увечья, доктор? — с тревогой справился Картер.
Чтобы его успокоить, Роуэн вкратце обрисовал детали зловещего происшествия, опустив подробности личной трагедии Блэкуэллов. Он был убежден, что предупрежденные об опасности обитатели дома будут лучше защищены.
— Яд, говорите?
Картер пришел в ужас.
— Обязательно предупредите кухарку, чтобы принимала продукты лишь от доверенных поставщиков и, по возможности, лично. Все, что появляется в доме неизвестно откуда, подлежит уничтожению. Сейчас нельзя полагаться на то, что бисквит в дом подкинул благодарный пациент!
Картер покачал головой:
— Бедный Барнаби!
— Почему это он бедный? — спросил Роуэн, но уже догадался, какой услышит ответ, и улыбнулся.
— Женщины заставят его пробовать в этом доме все, как того несчастного пажа из Средневековья, на котором проверяли, не отравлены ли продукты. Может, поначалу он и сочтет это за благо, но к концу недели, доктор, боюсь, начнет жаловаться на боли в желудке, ведь его будут заставлять пробовать все, что есть в чулане.
Роуэн от всей души рассмеялся, счастливый, что может расслабиться. Потом, вытирая глаза, остановил взгляд на лестнице, по которой Гейл поднялась к себе, и пожалел, что она не задержалась внизу и не разделила с ним это веселье.
«Вам нужно больше смеяться, мисс Реншоу».
Это было для нее уже чересчур. Направляясь в свою комнату, Гейл чувствовала себя неуверенной.
Они спасли Кэролайн Блэкуэлл жизнь, но горькая потеря неродившегося ребенка тяжелым грузом давила на плечи Гейл. Впрочем, не только тоска или сочувствие новым друзьям замедляли ее шаги и вызывали желание поскорее забраться в кровать и свернуться калачиком.
Больше всего ее тяготила зависть.
Эта пара, такая сильная и внимательная друг к другу, такая сплоченная в момент свалившегося на них несчастья, вызывала вдохновение. Смотреть на них было радостью.
«Когда мама заболевала, даже если это была простая простуда, отец сбегал в охотничий домик или находил какое-то дело, требующее его присутствия в городе. Когда болела Эмили, он оставался, но потом — никогда, ни ради чего, ни ради кого».
Гейл закрыла за собой дверь лаборатории и прижалась к ней спиной, как будто по пятам мчалась орда злых демонов.
«Можно ли жаждать чего-то и не иссохнуть от желания? Или это вопрос самоконтроля? Могу ли я отказаться от своей мечты и новых желаний или уже слишком далеко зашла? И теперь моя душа зачахнет?»
Прикосновения Роуэна в карете обещали гораздо больше, чем плотское удовлетворение или временное удовольствие. В невозможной тесноте кареты, где не было места ни для чего другого, кроме грубой физиологии, он проявил к ней внимание и заботу. Похоже, он ничто не воспринимал как данность.
«Я вела себя как одержимая. Я… я была не просто распутной, я была необузданной».
Она умоляла его взять ее. Она хотела отбросить прочь предосторожности и не мериться силой воли, грозившей разорвать ее на части. Но он остался верен своим обещаниям и своей твердостью довел ее до исступления.
«Он более цельный, чем я. А я рассыпаюсь на части, потому что хочу иметь больше, чем могу, и потому что Роуэн заслуживает гораздо большего».
Гейл шла по лаборатории, проводя рукой по столам и стеклянной посуде.
«Он заслуживает то, что есть у Эша».
Она знала, что Роуэн заслуживал, чтобы его любили так же, чтобы так же были преданы ему. Потому что не сомневалась, что он отплатит такой же любовью и преданностью. Каждой клеточкой своего существа она признавала, что он необычный человек, что он никогда не разочарует ее и не отступится. С ним она чувствовала, что в этом мире нет ничего, чего бы она не могла достичь или получить.
«Что, если Кэролайн не права? Что, если нельзя сохранить независимость, имея такую любовь? Я всю жизнь убеждала себя, что мне не нужен мужчина, чтобы быть счастливой».
В дверь тихо постучали, и прозвучал приглушенный голос Роуэна:
— Гейл? Гейл, ты в порядке?
Она встала и, подойдя к двери, задвинула засов. Лязг металла, вставшего на место, прозвучал, как пушечный выстрел. Подождав несколько длинных секунд, Гейл услышала его удаляющиеся шаги.
Ее обдала волна сожаления.
«Я утопаю в тоске, Роуэн, и очень сожалею. И если бы не жизненный опыт, то решила бы, что не выживу».
Тусклый свет утра, просочившись в сонное сознание, наконец разбудил ее, когда стук утреннего мелкого дождя в окно оповестил о наступлении нового дня. Гейл резко села и с удивлением обнаружила, что хорошо выспалась.
Ложась в слезах, она думала, что проведет бессонную ночь, но тело, презрев укоры совести, нашло во сне покой, в котором так нуждалось для исцеления. Взглянув на часы на прикроватной тумбочке, Гейл испытала изумление. Они показывали почти десять. Имея твердое намерение доказать Роуэну, что ее надежность не вызывает сомнений, Гейл лихорадочно вскочила с кровати.
«Бьюсь об заклад, что он спустился к завтраку еще до того, как миссис Эванс зазвонила в колокольчик, и уже составляет расписание визитов и лечебный план на неделю. Вот черт! Каждый раз, когда долго сплю, я даю ему повод думать, что не гожусь для работы в силу своей слабости!»
Учитывая пасмурную погоду за окном, Гейл выбрала платье из темно-зеленого хлопка, отделанное черной тесьмой. Одно из ее наиболее шикарных рабочих платьев, оно особенно нравилось ей своими теплыми оранжевыми рукавами. Она торопливо оделась. Пока она возилась с передней застежкой корсета и лентами нижних юбок, пальцы слегка дрожали. Потом она заторопилась вниз, в библиотеку, чтобы найти Роуэна и начать рабочий день.
