Похоже, ей удалось разуверить его, по крайней мере, выражение боли во взгляде пропало. Он наклонился к ее руке и поцеловал.
– Я хочу жениться на тебе, Элоди де Монтегю-Клиссон, сумеешь ты когда-либо полюбить меня или нет. Не давай окончательный ответ прямо сейчас. С тех пор как мы уехали из Вены, многое изменилось. Ты потеряла надежду, долгое время поддерживавшую в тебе жизненные силы, и теперь должна оплакать ее. Тебе нужно время на переосмысление, исцеление, обретение утешения. Только потом ты сможешь двигаться дальше. Я готов предоставить тебе времени столько, сколько нужно. Пойдешь ли ты за мной, позволишь ли заботиться о тебе? Я клянусь оберегать тебя так ревностно, что однажды ты перестанешь в страхе оглядываться через плечо, опасаясь угроз или преследований. Иди за мной без обязательств, по дружбе. Если же ты поймешь, что хочешь дальше жить без меня, я пойму и отпущу тебя. Никакого принуждения или обязательств.
На глаза Элоди навернулись слезы. Она не могла позволить ему совершить опрометчивый шаг, связав их судьбы законным образом, и намеревалась оставаться с ним так долго, как он пожелает.
– Никакого принуждения или обязательств, – повторила она. – Я пойду за тобой по доброй воле и буду рядом до тех пор, пока ты сам не прогонишь меня.
– В таком случае мы вместе навсегда, – сказал Уилл, целуя ее.
Солнечным утром месяц спустя Элоди прогуливалась по обширному саду Сэлмфорд-Хаус. С улыбкой опустилась на скамью, что стояла напротив розария. Ее любимый осенний дамасский сорт роз «Четыре сезона» источал благоухание, всегда оказывавшее на нее успокаивающее действие.
Этим утром она наслаждалась столь же полно, что и тем вечером, когда Уилл впервые привез ее во владения, приобретенные им недалеко от Ферла на южных холмах графства Сассекс. То был живописный край покатых холмов и лугов. Проведя по уютному каменному особняку и познакомив со слугами, Уилл вывел ее в сад.
Элоди восхищенно и радостно охала в каждой «секции» сада. Из прилегающей к библиотеке террасы с фигурно подстриженными тисами и самшитами они перешли к лугу, усеянному ирисами, маргаритками, душистым алиссумом, колокольчиками и львиным зевом. Далее начинался пестрый участок многолетних цветов, за которым следовали кусты барбариса, огород, засаженный овощами и травами, и, наконец, розарий, в котором еще цвели дамасские и китайские розы «Олд блаш», в то время как белые и галльские розы уже отошли.
Когда Уилл, наконец, уговорил Элоди вернуться в дом к ужину, уверяя, что умирает от голода, она обняла его и громко расцеловала.
– Какой восхитительный сад!
– Когда я задумался над тем, куда тебя везти, вспомнил, что агент показывал мне это поместье. Здешний сад такой же красивый, как тот, что был у лорда Сомервилля?
– О да! И много больше! Ты выбирал этот дом для меня?
– В твоей жизни было достаточно скорби, Элоди. Я хочу, чтобы ты почувствовала себя счастливой. – Он чмокнул ее в нос. – Клара взяла с меня обещание.
– Благодарю тебя, милый Уилл. Еще счастливее меня может сделать лишь одно.
С этими словами она взяла его за руку и увлекла обратно в дом, прошептав на ухо, что хочет продемонстрировать ему всю мощь своей благодарности. При этом призывно прижалась к нему всем телом, но Уилл отстранился и чопорно повторил то, что уже сказал по дороге в Сэлмфорд-Хаус: отныне они друг для друга только друзья, но не любовники.
Тогда Элоди ему, конечно, не поверила, так как мысль о воздержании и лишении себя радостей физической близости имела для нее не больше смысла, чем желание английского аристократа из известной семьи взять в жены изгнанницу без гроша за душой.
Поняв, что он не пошутил, она вовсе не пришла в восторг.
– Почему, Уилл? Я с радостью отдамся тебе, и мы оба испытаем наслаждение. Отчего ты отказываешься от этого?
– Я действительно хочу тебя каждой клеточкой. Но любовью я намерен заниматься с тобой, только когда ты станешь моей женой.
Она раздраженно вздохнула:
– Разве не женщине положено хранить целомудрие до тех пор, пока мужчина не соблазнит ее прелестями брака?
– Обычно да. Но, видишь ли, я влюблен в весьма упрямую и необычную женщину, француженки часто бывают странными и упрямыми, как я выяснил, приходится прибегать к крайним мерам, чтобы убедить ее выйти за меня замуж. Страсть может быть весьма убедительной, так почему бы не обратить против нее это мощнейшее оружие, чтобы добиться согласия? – Он тоже вздохнул. – Честно признаться, решиться на подобный шаг меня заставило отчаяние. Я опасаюсь, как бы это не убило меня. Но ведь в пути мы были добрыми попутчиками и друзьями, а не любовниками, так?
– Да, но только поначалу, когда того требовала маскировка. Теперь-то мы не путешествуем, а находимся в hôtel с потрясающе удобными кроватями, я абсолютно в этом уверена.
– Ты расстроена.
– Разумеется, расстроена! Это… это проявление целомудрия так глупо!
– Что ж, если моя «глупость» поможет убедить тебя стать моей женой, я готов подождать.
– Я, чего доброго, решу, что ты imbécile[30]. Я-то ждать не готова! – объявила она, топая ногой, одновременно раздосадованная и разозленная. Такой бури эмоций она не испытывала с тех пор, как потеряла Филиппа.
– Успокойся, chérie[31], – проговорил он. – Тебе нужно отвлечься.
– Да. И я знаю, как именно, – парировала она.
– Я тоже. Партия в карты после ужина способна творить чудеса.
Оттолкнув его руку, Элоди зашагала в столовую. Уилл поплелся следом, посмеиваясь про себя. Но долго она злиться не могла, особенно когда им подали прекрасную еду – ветчину, овощи, сыр, вино, а на десерт клубнику со сливками, которой Уилл кормил ее сам. Он проводил ягодой по ее губам, а потом целовал так самозабвенно, что в душе Элоди зажигалась надежда: он сдастся. Но вместо того, чтобы отвести в спальню, он пригласил ее в гостиную и достал колоду карт.
Поначалу Элоди, снова злясь, играть отказывалась, но Уилл упрашивал и поддразнивал. Даже обвинил ее в трусости. И она, ворча, согласилась.
Через несколько минут она с головой ушла в игру, завороженная его мастерством. Много наблюдавшая за его манерой игры в прошлом, она понимала: он вовсе не собирается поддаваться ей. Она сосредоточилась еще больше. Сдавая карты, Уилл делился с Элоди своими вопиющими наблюдениями о людях, с которыми они встречались в пути, и о происходящих событиях. Она смеялась до слез. Когда часы пробили полночь, и он стал собирать карты, Элоди с удивлением отметила, что совершенно потеряла счет времени.
Это был ее самый беззаботный вечер за последние годы. Она даже ни разу не вспомнила о своей утрате.
