– Вот это дельная мысль, – прошептал он, не в силах оторваться от ее губ, и плеч, и роскошных каштановых кудрей.
– А я помогу вам, миледи, если вы пообещаете больше меня не соблазнять.
– Обещаю, милорд, если вы не будете вести себя точно похотливый жеребец, – в тон ему ответила она, ощупывая его все еще не совсем угомонившегося сластолюбца. Она, чуть посмеиваясь, провела пальцем по горячей кожице… он тут же отозвался и принял прежний боевой вид. Розамунда погладила взбухшие венки…
– Ну ты и плутовка! Нет – до нашего возвращения. Тогда уж я не обойдусь минуточкой, можешь быть уверена. Не слезу с тебя, пока сама не запросишь пощады.
– Звучит очень заманчиво! Я могу даже обойтись без прогулки, хватит и обещанных тобою удовольствий.
Генри снова усмехнулся и, нехотя отодвинувшись от прелестной искусительницы, со вздохом спустил ноги на пол.
– До того мы еще должны отужинать в обществе лорда Стоукса, его леди и в обществе Мида Аэртона – он без своей леди, но, однако, с дамой, только не спрашивай меня, кто она такая. – Он хитро ей подмигнул, и Розамунда улыбнулась, тут же вспомнив докатившиеся до нее сплетни про Аэртона и его любовницу.
– Ну если ты так настаиваешь… Я-то думала, мы поужинаем вдвоем.
– Завтра – обещаю. Но сначала нам нужно как следует изучить этот город. Если не обращать внимания на толпу и гнусные запахи, тут есть на что взглянуть.
Розамунда неохотно встала посреди их ложа на колени и, вздернув подбородок, сказала:
– Как прикажете, милорд. Хотя самое желанное зрелище уже передо мной, вот в этой самой комнате.
Генри расхохотался, и она, соскочив с постели, тут же кинулась к нему на шею. Когда они целовались, его тело красноречиво напряглось. Тогда он покрутил головой и решительным жестом отодвинул Розамунду.
– Ну, искусительница, скорее одевайся и поедем. Твоим очам откроется роскошное пиршество, скоро сама убедишься в истинности моих слов.
Розамунда улыбнулась и, наклонившись, поцеловала влажное острие его плоти.
– Уговорил. Но обещай мне, что потом целый день проведешь только со мной.
Он улыбнулся ей в ответ и, поцеловав ее в лоб, сказал:
– Обещаю. Розамунда, ты принесла в мою жизнь счастье. Вот уж чего я от тебя не ожидал, моя радость. Возможно, мы вернемся сюда скорее, чем ты думаешь. Только поговорим немного – в гостинице «Орел и дитя».
Состроив гримаску на это напоминание о светских обязанностях, она милостиво кивнула:
– Так и быть, но никаких пьяных разговоров о войне – да еще до утра.
– Слушаюсь!
После очередных обниманий и затяжных поцелуев Генри решительно отстранился и стал помогать ей одеваться, стараясь не обращать внимания на ее насмешки, пока он, бормоча проклятия, с трудом отыскивал нужные петли и тесемки. После нескольких неудачных обоюдных попыток придать себе пристойный вид и пароксизмов безудержного хохота они все-таки сошли вниз.
Узенькая Лоп Лейн была полна глазеющими по сторонам солдатами и нагруженными корзинками со снедью хозяйками. Каким-то чудом кавалькаде лорда Генри удалось никого не покалечить, хотя казалось, все так и лезут под копыта.
По пути к Бутэмской заставе – северным воротам города – Генри остановился переговорить с капитаном, которому вверил надзор над квартировавшим в городе войском, а потом они поехали скорее и, выбравшись на волю, помчались вскачь в сторону пастбища, где разгуливали тучные овцы.
Промозглый резкий ветер бил в лицо, пробирал до костей. Однако Розамунде он был не страшен: ее надежно согревал подарок Генри. А лорд Генри пустил своего скакуна галопом, так быстро, что плащ его раздувался точно парус. Потом он развернулся и примчался к Розамунде, однако великолепный черный жеребец никак не хотел останавливаться, нетерпеливо перебирая копытами.
– Бедная животина, застоялся в конюшне. Смотри, как радуется, да и мне, признаться, в радость почувствовать, как бьет в лицо свежий ветер, полюбоваться просторами. Ни за какие сокровища не согласился бы жить в этом городе.
– Отсюда он кажется таким маленьким, – сказала Розамунда, оглядываясь на город, раскинувшийся по обоим берегам бурливой серой реки. В этот пасмурный день стены и башни города были мрачны и отнюдь не заманчивы.
– А почему мы поехали здесь? – спросила Розамунда, выдыхая белое облако пара. – Почему не через главные ворота? Я не хочу кататься в лесу. Там полно солдат и грабителей.
– Нам нечего бояться. У нас имеются свои солдаты. Просто я не хотел, чтобы ты увидела трофеи над воротами – они не для женских глазок.
– Какие еще трофеи? Я ничего такого не заметила.
Он пристально на нее посмотрел:
– Головы побежденных, насаженные на копья: самого Йорка и его сынка, герцога Рутландского, и еще нескольких главных бунтовщиков. Очень хорошо, что ты их не заметила.
Розамунда тут же побледнела, вспомнив тучи воронья, кружащего над воротами в день ее приезда. Просто эти пирующие твари заслонили от нее леденящее кровь зрелище…
– А зачем их головы насадили на копья, да еще выставили над воротами?
– Полагаю, чтобы все смогли убедиться в истинности победы. Поговаривают, что это сделали по настоянию королевы Маргариты Анжуйской, люто ненавидевшей Йорка. Но это чепуха. Она ведь с Мэри Гилдерской была в Шотландии. Творить такие мерзости – против кодекса чести. С отпрысками древних родов нельзя расправляться как с обыкновенными бандитами. Эта война даст еще кровавые всходы. То, что было учинено над многими на Уэйкфилдском поле, обернется затяжной местью. Да, рыцарские устои окончательно почили.
Розамунда долго вдумывалась в его горькие слова. Она ничего не знала об этой битве. Однако понятие о каком-то кодексе чести не укладывалось у нее в голове: солдаты должны убивать, какая уж тут честь. В любом случае все сводится к обыкновенному душегубству.
– Кодекс чести – это как у рыцарей? – спросила она, чтобы хоть что-то сказать.
Генри расхохотался от всей души:
– Милая моя девочка, вот что значит монастырское воспитание. Да, рыцари давали клятву быть честными и справедливыми, но мало кому удавалось ее сдержать, поскольку требования кодекса чести шли вразрез с их желаниями и устремлениями. Очищение от скверны, долгие ночные бдения, клятвы – мы все прошли через это. Но как мало все это значит, когда перед острием твоего меча оказывается враг. Эти идеалы более подходят тем, кто заваривает войны, отсиживаясь у себя дома, нежели тем, кто вынужден драться.
– А ты – рыцарь?
– Да, но совсем не похожий на сэра Галаада.[3] Жизнь разрушает романтические легенды.
Розамунда не знала, о каком таком сэре Галааде идет речь, однако поостереглась в этом признаться, испугавшись, что это покажется странным.
