Пока они находились здесь, в этой комнате, он не был герцогом Трешемом. Перед ней был совсем другой человек – Джоселин без маски. Человек, пожелавший отбросить свою обычную сдержанность, пожелавший стать самим собой. Он хотел, чтобы его принимали таким, каков он есть. Он нуждался в дружбе… и в любви.
Джейн вздохнула.
Да, он нуждался в любви.
Но она сомневалась, что Джоселин примет этот дар, даже если осознает, что хочет быть любимым.
К тому же он едва ли способен ответить любовью на любовь.
И посмеет ли она, беглянка и убийца, предложить ему свою любовь? Неужели действительно убийца? Нет, не может быть. Ведь удар, который она нанесла Сидни, не мог его убить.
Джейн невольно поежилась, вспоминая этот кошмар.
Чтобы как-то отвлечься, она откинулась на спинку кресла и, закрыв глаза, стала прислушиваться к звукам, доносившимся из холла, – мистер Джейкобе запирал на ночь парадную дверь.
Минут через десять в дверь комнаты тихонько постучали.
– Войдите, – сказала Джейн. «Странно, ведь слугам уже пора спать», – подумала она.
В следующее мгновение дверь отворилась…
Высокий и широкоплечий, в длинном черном плаще, он был демонически красив. Герцог стоял у порога, стоял, молча глядя на нее. Ошеломленная его внезапным появлением, Джейн затаила дыхание.
– Все еще не спите? – сказал он наконец. – Я увидел свет и решил зайти.
– У вас есть свой ключ?
– Разумеется, – ответил герцог.
Она поднялась с кресла и подошла к нему.
И тут произошло неожиданное. Переступив порог, он развел руки в стороны, плащ распахнулся, и Джейн увидела белую шелковую подкладку и элегантный черный фрак. Она инстинктивно запрокинула голову, и герцог, тотчас же прикрыв ее полами плаща, впился в ее губы поцелуем.
Его поцелуй был долгим и страстным, однако в нем – Джейн чувствовала это – была не только страсть мужчины, целующего свою любовницу перед тем, как лечь с ней в постель.
Наконец он разъял объятия и стал прежним герцогом Трешемом.
– Сегодня, Джейн, тебе придется как следует потрудиться.
– Конечно… – Она с улыбкой отступила на шаг.
В следующее мгновение он ухватил ее за руку и привлек к себе. Пристально глядя ей в глаза, сквозь зубы процедил:
– Нет, ты не будешь улыбаться мне, как записная кокетка, прячущая под улыбкой усталость и цинизм. И никаких «конечно». Ты просто должна выполнять свои обязанности.. Если не хочешь лечь со мной в постель, так и скажи. Я тотчас же уйду.
Джейн рывком высвободила руку.
– Что ты имеешь в виду, когда говоришь об обязанностях? – спросила она. – Требуя лишь выполнения обязанностей, ты делаешь из меня шлюху.
– А кто же ты в таком случае? Ведь именно ты придумала этот нелепый контракт. Выходит, сама считаешь себя шлюхой, продажной женщиной. И не надо демонстрировать мне свой праведный гнев, Джейн. Не жди, что я буду лишь покорно кивать головой. Можешь отправляться ко всем чертям!
– А ты можешь… – Джейн с трудом удержалась от оскорбительной реплики. Переводя дух, она слышала, как сердце ее гулко бьется в груди. – Мы снова ссоримся, – сказала она со вздохом. – Если на этот раз виновата я, прошу прощения.
– Не ты, а твой контракт, – проворчал герцог.
– Значит, виновата я, – сказала Джейн. – Я очень рада вас видеть, Джоселин.
Он неожиданно улыбнулся.
– Действительно рада? – Она молча кивнула. – Джейн, мне и в самом деле не терпится уложить тебя в постель.
– Не терпится?.. – пробормотала она.
Он сверлил ее взглядом, и сейчас его глаза казались угольно-черными.
Неужели перед ней стоял герцог Трешем? Герцог Трешем, неуверенный в себе? Неуверенный в том, что его рады видеть?
– Думаю, нам следует подняться в спальню, – сказала Джейн. – Я говорю это в комнате, где наш контракт не имеет силы, так что можете мне поверить. Можете поверить, что я действительно этого хочу.
– Я был в театре. Меня пригласили на ужин к Кимбли, но я отказался ехать в карете и сказал, что хочу прогуляться пешком. А потом… Ноги сами принесли меня сюда. Даже не знаю, как это понимать.
– Осмелюсь предположить, что вы с кем-то крепко поссорились, – сказала Джейн. – Ведь вы и со мной только что чуть не поссорились.
– Но ты извинилась, – напомнил Трешем.
– Извинилась, потому что была не права. В отличие от некоторых я не настолько упряма, чтобы упорствовать только из гордости.
Джоселин усмехнулся:
– Но при этом последнее слово всегда остается за тобой. Что ж, пойдем в спальню. Раз уж ты сама меня пригласила…
Поднимаясь по лестнице, Джейн чувствовала стеснение в груди – в ней действительно проснулось желание. И все же она заметила, что герцог не сразу последовал за ней. Сначала он опустил решетку перед камином.
«Похоже, Джоселин превращается в домоседа, – думала Джейн, невольно улыбаясь. – Наверное, он впервые в жизни собственноручно спустил каминную решетку».
* * *
Кимбли потешится вволю, упражняясь в остроумии на его счет. Но это случится утром. А сейчас ему, Джоселину, все равно, что будет утром. Да и какое ему дело до того, что думают о нем люди, пусть даже лучшие друзья? Впрочем, он нисколько не сомневался: друзья прекрасно к нему относятся и острят вовсе не по злобе, а по привычке.
Что же касается Джейн… Он чувствовал, что должен вернуться в этот дом, вернуться сегодня же. Странный ход событий прошедшего дня весьма его озадачил, вернее, ошеломил. Он должен был сюда вернуться, чтобы восстановить нормальный порядок вещей, чтобы показать своей любовнице, что она именно любовница, не более того.
И все же он, наверное, был слишком уж резок с ней. Да, разумеется, резок, ведь герцог Трешем не привык задумываться над тем, как люди реагируют на его слова.
Герцог разделся, загасил свечи и лег в постель рядом с Джейн. Он велел ей не снимать ночную рубашку – в ней было что-то очень эротичное. Приподняв кружевной подол, он обнажил ноги Джейн, а затем бедра до самой талии.
Сегодня Трешем не хотел прелюдий – хотел быстро, не затягивая, сделать то, ради чего пришел. Иначе он мог бы снопа оказаться в глупейшем положении.
Трешем провел ладонями по бедрам Джейн, затем улегся на нее, придавив всем своим весом к матрасу, и тотчас же раздвинул коленями ее ноги. После чего чуть приподнялся и вошел в нее.
Она была нежной, расслабленной и теплой. Однако он старался воспринимать ее лишь как источник физического наслаждения. Он старался думать о ней как о любовнице, отрабатывающей свое содержание. Но при этом целовал ее нежно и страстно – совсем не так, как целовал своих прежних любовниц. И, разумеется, он не мог относиться к ней как к содержанке.
