– Ни за что не скажу, – честно призналась Дженни. Ее восхищенный взгляд еще больше возбуждал его, и Уильям, опытный соблазнитель, не давал остыть Дженни, подводя ее к заветной черте.
– Уилли, я не могу! Я хочу…
Уильям видел ее страстные муки, видел мольбу в ее глазах. Плоть жаждала плоти. Уильям вошел в нее легко, ибо она давно была готова его принять. Дженни восторженно вскрикнула, встречая его в себе. Он двигался в ней медленно, демонстрируя недюжинное умение владеть собой. Он прежде всего думал о ней, дарил ей страсть, столько, сколько мог дать. Дженни вцепилась в его черные волосы, прижала его рот к своему. Мгновение, еще одно, и ее объяло пламя. Он и она слились в одно, сплелись в одно и стали одним огнем.
Медленно из сладкого черного забытья она возвращалась к жизни. И он был здесь, он обнимал ее вздрагивающее тело.
– Ах, Дженни-птичка, ты оказалась прекраснее, чем мечта. – В его темных глазах еще мерцали отблески утоленной страсти. – Спасибо за счастье, что ты мне подарила.
Дженни нежно поцеловала его в жилистую шею.
– Спасибо, Уилли, – прошептала она, коснувшись его лица, – Ты говорил, что любишь меня. Когда ты так говорил, ты правда так думал?
– Правда.
Дженни улыбнулась счастливой улыбкой и закрыла глаза, подставляя лицо солнцу. Она не заметила, как задремала. Ее разбудил его поцелуй.
– Ах ты, похотливый негодник! – шутливо сказала она, перехватив его руку, ласкающую ее грудь. – Вот ты и попался.
– Я хотел бы провести всю жизнь в таком заточении.
– Но не можешь?
– Нет, не могу. Как ни печально, нам пора возвращаться. Кто знает, может, уже война началась в… – Уилли запнулся под ее пристальным взглядом. – Мой хозяин рассердится, если обнаружит, что я сбежал. Как бы мне хотелось, чтобы ты воздала мне должное еще разок… – Рука его дрогнула, в глазах уже светилось желание. – Но я не смогу отказать себе в счастье быть е тобой, мы еще увидимся.
Дженни смотрела в его глаза, полные страсти. У этого мужчины есть уже и жена, и любовница, напомнила она себе, и ей стало грустно. Она отвернулась.
– Что с тобой? Я тебя обидел?
– Нет.
– Почему же ты отвернулась?
– Я… вспомнила, что у тебя есть… жена… и любовница.
Уильям вздохнул. Радости в его глазах поубавилось.
– Увы, жизнь – жестокая штука, а жены и любовницы – неизбежное зло. Но они не умаляют того, что мы чувствовали друг к другу сегодня. Наши тела созданы друг для друга. Мы так высоко поднялись в нашей страсти, мы так крепко слились, что ни жена, ни любовница не в силах разорвать такую связь.
– Больно, когда ты связан.
– Да, так всегда. Разве жизнь тебя этому не научила, Дженни-птичка?
Глаза ее наполнились слезами. Зачем она напомнила ему о его обязательствах перед другими женщинами? Ведь тем самым она лишь разрушила то ощущение счастья, что он подарил ей. Разве не так же было с Китом? Не по той ли причине она его потеряла? Нет, не надо о нем думать. Никогда!
– Пойдем, моя сладкая. Нам пора в обратный путь.
Дженни открыла глаза. Уильям склонился над ней, протягивая руку. В глазах его был смешливый огонек, ничего не осталось от прежней серьезности. Он помог ей подняться, зашнуровал ее лиф. Непосредственная близость такой возбуждающей части тела, как грудь, сделала свое дело. Он со смехом приложил ее ладонь к своим штанам пониже пояса, продемонстрировав готовность к бою.
– Как видишь, не весь я повязан долгом.
– Буду утешаться тем, что он говорит от имени тебя настоящего.
– Прекрасная мысль!
Ожидая, пока Уильям погрузит корзину в лодку, Дженни смотрела на синюю полоску реки, на коричневую поросль, напомнившую ей бороду, и думала, что никогда не забудет ни этот берег, ни этот день. Все дополняло друг друга – плеск воды и переплетение ивовых веток над головой, и солнечный свет, и сладкое вино, и ласка, и грусть. Может, они и не будут никогда вместе, но она останется благодарной ему за то, что вернул ее к жизни.
– Сегодня ты снова сделал меня собой, спасибо, – прошептала Дженни.
– Всегда рад, – хриплым шепотом ответил он, прежде чем поцеловать ее в губы. – Но ты говоришь так, будто сегодня конец, а на самом деле сегодня только начало. Поверь мне.
Дженни неуверенно улыбнулась. Ей хотелось бы, чтобы его слова оказались правдой, но и другой поворот событий не сделал бы ее несчастной.
– Пойдем, наш пикник затянулся.
– Что ж, домой так домой. – Уильям протянул Дженни руку, и она прыгнула в лодку, чудом удержавшись на ногах.
– Только, пожалуйста, не гони.
– Как, ты не торопишься вернуться к своим дорогим родственникам?
– Если ты будешь торопиться, то лишишь меня удовольствия наблюдать за тем, как ты управляешься.
Уильям озорно улыбнулся. Дженни смотрела на него и думала, чего ей не хватает в жизни: Уильям Джексон был добр с ней, нежен, остроумен, и к тому же потрясающий любовник. Отчего тогда на душе у нее так нехорошо?
– Я польщен, тем более что уверен в твоей искренности, Дженни. Не представляешь, как мне не хочется лишать нас взаимного удовольствия – ведь смотреть на тебя мне не менее приятно. – Уильям галантно поцеловал ей руку.
– Наверное, мне не стоило открывать свои истинные чувства, чтобы не превращать тебя в воплощение самодовольства.
– Разве я смогу превратиться в надутого индюка? Нет, никогда. Я не слепой, Дженни, и знаю, что безобразен. Не знаю, что может женщина найти во мне привлекательного. Не спорю, кое-какие таланты у меня действительно имеются, – усмехнулся он, подмигнул и взялся за весла.
– Нет, ты все-таки неисправимо самонадеян! – сдерживая смех, воскликнула Дженни. – Не удивлюсь, если весь Лондон будет знать о твоих победах.
Уильям Джексон сдержал слово – Тима накормили досыта, велев сказать, что им с Дженни пришлось долго ждать, прежде чем королева согласилась их принять. Впрочем, и дядя Уильям, и тетя Пэт были так взволнованы, что заморочить им голову не составляло труда. Они готовы были поверить чему угодно.
Так что маленькое приключение Дженни осталось ее тайной. Чем дальше в прошлое отодвигалось это событие, тем туманнее становились воспоминания. Дженни порой казалось, что она придумала и солнце, пробивавшееся сквозь ивовые прутья, и крепкое вино, и жаркие поцелуи.
Вся Лебяжья улица гудела как улей. Только и разговоров было, что о визите Дженни во дворец. Соседи приходили поглазеть на нее и в который раз послушать подробный рассказ о том, что видела она в Уайтхолле.
Не прошло и недели с королевского приема, а чета Данн успела обзавестись и зеркалом в оливковой раме, и турецкими покрывалами, и даже гобеленом, не новым, но зато красивым, в любимых Пэт сине-зеленых тонах.
