Все, что происходило у дверей таверны, где он в последний раз видел Питера, неприятно поразило его. Нехорошее предчувствие закралось в сердце. Он старался маневрировать, чтобы поближе подобраться к месту происшествия, но толпа закрывала доступ. Тревога, от которой по спине пополз неприятный холодок, не покидала его.
Наконец он не выдержал, соскочил с лошади и, ведя жеребца за собой, направился через толпу. Чем ближе он подходил к таверне, тем плотнее стояли зеваки, и ему приходилась работать локтями, чтобы проложить себе путь.
– Полегче, парень!
– Смотри, куда прешь!
Холодный взгляд заставлял замолчать недовольных, и он продолжал продвигаться вперед.
– ... нашли его здесь утром.
– ... лежал прямо на улице, как ...
– ... бандиты, те, что используют шпагу ...
Шпага! Кровь заледенела в жилах, сердце остановилось в груди. Не обращая внимания на ругань, он продолжал распихивать зевак и, пробившись в первый ряд, увидел на тротуаре мужчину, лежащего лицом вниз. Тот самый голубой сюртук, темные волосы, Вытянутая рука со знакомым кольцом на бледном неподвижном пальце.
– Питер! – Он рванулся вперед, но полисмен грубо остановил его.
– Не подходите, сделайте одолжение, – резко проговорил полицейский.
– Оставьте, пустите меня! Питер!
Полисмен посмотрел на него с интересом:
– Вы его знаете?
– Да, конечно, знаю! – выкрикнул Ром. – Позвольте мне подойти!
Полисмен прищурил глаза, как бы оценивая его, затем бросил через плечо:
– Ансон! Тут один джентльмен говорит, что знает беднягу.
Высокий толстый полицейский оттеснил назад группу любопытных.
– Это точно?
– Да, – вздохнул Ром. – Если бы я мог увидеть его лицо, то ...
Ансон коротко кивнул.
– Дай ему взглянуть, Хигсби.
– Но держите подальше лошадь.
Ром передал поводья Хигсби и поспешил к телу. И когда полицейский молча перевернул его ... Темные глаза безжизненно смотрели на Рома, струйка крови стекала по голубой ткани сюртука.
– О Господи! – Силы оставили его, и он упал на колени рядом с убитым юношей, которого обязан был защитить. – Питер, Господи ...
– Вы знаете его, сэр? – допытывался Ансон участливо.
– Питер, – только и смог выговорить Ром, комок в горле мешал говорить. – Питер Брантли.
Впереди еще один бесполезный день, отрывавший ее от дела, думала Анна. Праздное затворничество загородного поместья было особенно ненавистно сейчас, когда ей необходимо быть в Лондоне и продолжать поиски. Но ее мать взяла все в свои руки, и Анне оставалось следовать ее указаниям.
– Ты должна очаровать его раз и навсегда, поняла? Не отпускать его ни на шаг, пока он не сделает предложение, – горячо шептала Генриетта, идя рядом с Анной по вестибюлю.
– Да, мама. – Одетая в свою любимую зеленую амазонку, Анна натягивала перчатки. Подобные игры были ненавистны ей. Все это отнимало у нее драгоценное время, которое она могла бы потратить на поиски убийцы.
– Ты должна больше беседовать с ним, очаровывать его. Время уходит, Анна.
– Я понимаю. – Да, она понимала. Ее мать хотела, чтобы она флиртовала с Хаверфордом, соблазняла его, плела паутину, затягивая его в свои сети хитростью и коварством. И хотя ее сердце не включалось в эту игру, ей все же придется исполнить свой долг.
– А вот и он! – обрадованно воскликнула Генриетта. – О Господи! До чего же он красив! – «Но не так, как его кузен». – Не волнуйся, мама. Я знаю, что делаю.
– И держи его подальше от мисс Феллхопер, – прошипела Генриетта, фальшиво улыбаясь. – Добрый день, господа! Я слышала, вы собираетесь проехаться верхом?
– Да, – ответил Деннис. – Как вы себя чувствуете в это чудесное утро, миссис Роузвуд?
– О, прекрасно, хотя и не так взволнованно, как моя дочь. Я не очень хорошая наездница, но вот моя дочь превосходна в седле.
– Это будет так интересно! – радостно воскликнула Шарлотта.
– Хороший галоп прочищает мозги, – рассмеялся Хаверфорд, улыбаясь Шарлотте.
Генриетта тихонько подтолкнула Анну в бок. Округлив глаза, Анна повернулась к графу и положила ладонь на его руку.
– Я прошу прощения, что задержала всех.
– Глупости! – Хаверфорд по-дружески похлопал ее по руке. – Мы все собрались.
– Надеюсь, милорд, вы подобрали для меня подходящую лошадь?
Хаверфорд улыбнулся:
– Я всегда держал это в уме.
– Она послушная? – Анна поддерживала беседу, хотя эта светская болтовня не доставляла ей никакого удовольствия. Уголком глаза она видела, как мать едва заметно кивнула, довольно улыбаясь.
– Ваш комфорт для меня превыше всего, – заверил ее Хаверфорд и послал теплый взгляд Шарлотте, – как и ваш, мисс Феллхопер, я забочусь обо всех своих гостях.
Шарлотта тихонько рассмеялась, Анна продолжала натужно улыбаться.
– Мне не терпится увидеть ваше поместье, лорд Хаверфорд, особенно овец, – проворковала Шарлотта.
Граф улыбнулся:
– Я с удовольствием покажу вам их. – Не отпуская руку Анны, он провожал гостей к входным дверям.
– У вас весной бывают проблемы с овцами, милорд? – снова поинтересовалась Шарлотта.
– Не сказал бы, – ответил граф и углубился в подробный разговор о разведении овец.
Бросив взгляд на улыбающуюся мать, Анна подумала, что в самое ближайшее время ей стоит побольше узнать об овцах и особенностях их разведения. Очевидно, это пригодится ей, когда она в будущем будет беседовать со своим супругом.
Ром вошел в свою комнату. Еще утром, уходя из дома, он задернул шторы, и теперь темная комната напоминала склеп. Он подошел к окну и отодвинул штору. Оранжевый диск заходящего солнца висел над Лондоном, окрашивая ясную лазурь неба в кроваво-красные тона. Питер мертв! Он сжал веки, сдерживая слезы. Скулы ходили ходуном, но постепенно ему удалось справиться с эмоциями, загнав их в самый отдаленный уголок сознания. Для этого еще не пришло время.
Сначала он должен выполнить свой долг. Он не сдержал обещание, данное Ричарду, и не спас Питера от гибели. Но сейчас все было спланировано так тщательно, выверен каждый шаг ... И все же эти негодяи выследили и убили: парня. Он потерял Питера, и этого уже не поправить, но он заставит убийц понести справедливое наказание.
Роман изо всех сил сжал в кулаке штору, когда почувствовал, что горе готово вновь поглотить его. Можно было бы утопить его в бутылке хорошего виски. Но если он хочет расквитаться с обществом «Черная роза», ему нужно иметь трезвую голову и ясный ум. Он позволил себе пропустить стаканчик, чтобы прийти в себя, когда обнаружил тело юноши. А теперь должен мыслить как солдат, которым он и был, по сути, и выследить этих ублюдков, так безжалостно уничтоживших едва расцветшую юность.
