Дуглас не ответил и, в свою очередь, задал вопрос:
— Кто приходил, когда я был в Гилмуре?
— Кто приходил? — повторила она. Должно быть, кто-то из его преданной прислуги упомянул о посетителе. — Почему ты не спросил меня об этом раньше?
Он улыбнулся:
— Ждал, пока ты сама расскажешь. Но не дождался.
Потом решил, что это не важно, но, похоже, ошибся. Кто это был, Жанна?
— Мой отец, — сказала она, впервые увидев, что Дуглас Макрей буквально лишился дара речи.
— Я думал, он умер, — вымолвил он наконец.
— Мне он показался очень даже живым сказала Жанна.
— Чего он хотел? Неужели я должен нанять еще одного французского эмигранта?
— Сомневаюсь, что мой отец принял бы твое предложение, Дуглас. Ему еще предстоит понять, что Франция изменилась, а вместе с ней и весь мир Он по-прежнему считает себя важной персоной.
— Но ты же так не считаешь. Почему?
— Мой отец сказал бы, что это потому, что я наполовину англичанка.
— Мне плевать, что сказал бы твой отец Меня интересует, что скажешь ты.
Жанна пожала плечами:
— Видимо, девять лет в монастыре изменили мой образ мыслей.
— В таком случае зачем ты ему понадобилась, Жанна?
Почему бы не сказать правду?
— Не ради меня самой. Я перестала быть настоящей дю Маршан девять лет назад. — Она потрогала пальцами медальон и улыбнулась. — Ему понадобился медальон моей матери.
— Зачем?
— Во всяком случае, не из сентиментальных соображений. Вначале я подумала, что он хочет предъявить его семейству Сомервиль, чтобы доказать родство с ними Но они вымерли, как и дю Маршаны. Титул унаследовал дальний родственник моей матери.
Он нахмурился:
— Тем не менее ты могла бы поселиться сними — Возможно, — согласилась она. — Но я предпочитаю жить собственной жизнью и ни от кого не зависеть. В монастыре я стала упрямой. Сестры, наверное, пришли бы в ужас от этого факта.
Дуглас обошел вокруг стола и остановился перед ней.
— И от твоего поведения, полагаю, тоже.
Жанна виновато улыбнулась.
— Ты стала даже красивее, чем в юности, — неожиданно произнес он. — Порой мне кажется, что глаза обманывают меня и ты не можешь быть настолько прекрасна. Но стоит мне увидеть тебя, и я снова пленен.
Он погладил ладонью ее вспыхнувшую щеку.
— Ни у кого нет такой восхитительной кожи, как у тебя. Жанна. И румянца, нежного, словно лепесток розы на рассвете Он обвел кончиком пальца контур ее рта.
— Твои губы созданы для поцелуев. Когда ты говоришь, я наблюдаю за движением твоих губ, вместо того чтобы слушать.
Он склонил голову и приник к ее губам в поцелуе.
Руки Жанны обвились вокруг его шеи. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем она нашла в себе силы отстраниться и отошла к окну, пытаясь овладеть собой. Интересно, сознает ли Дуглас, как велика его власть над ней? Предложи он заняться любовью прямо здесь, на ковре, она наверняка пришла бы восторг.
— У меня есть для тебя подарок, — произнес Дуглас.
Удивленная, она оглянулась через плечо:
— Подарок?
Он подошел к книжному шкафу, высившемуся за его письменным столом, распахнул нижние дверцы и вытащил какой-то предмет. Вернувшись к Жанне, он протянул ей коробку.
Поставив ее на письменный стол, Жанна осторожно развязала сиреневую шелковую ленту и отложила ее в сторону, прежде чем открыть коробку. Внутри лежала ночная рубашка из тончайшего полотна, отделанная изящным кружевом.
Даже в Париже у нее не было такой красивой вещи.
— Взамен той, что я порвал, — виновато произнес Дуглас, заставив ее затрепетать. — Ты скучала по мне, Жанна?
«Ода!»
— Я обещал не приходить к тебе ночью, но ждал, когда ты позовешь меня. Почему ты ничего не сказала?
Жанна с улыбкой подняла глаза.
— Я начинаю думать, что тебе не нравятся наши занятия любовью, — поддразнил он.
«Еще как нравятся, — безмолвно возразила она. — Я даже готова рискнуть своей бессмертной душой».
— Почему ты осталась со мной?
Вопрос застал Жанну врасплох.
— Почему я осталась с тобой? — переспросила она.
Он кивнул.
Ей не хватило благоразумия, чтобы солгать.
— Потому что те месяцы в Париже были самыми прекрасными в моей жизни. — Но главную причину она утаила: «Потому что я люблю тебя и не могу отказаться от своей любви».
За последние десять лет она поняла, что плоть ничто.
Истязания и оскорбления не так уж много значат, пока не затронута душа. Но этот мужчина, с иронической улыбкой и пронзительным взглядом голубых глаз, обладал способностью глубоко ранить ее даже самыми, казалось бы, невинными замечаниями.
Жанна осознала его власть над собой в тот день, когда покидала Париж, так и не дождавшись Дугласа. Из окошка кареты она смотрела, как рассвет окрашивает небо в желтые, голубые и алые тона. С реки поднялся туман, окутав подножие холма, на котором стояла церковь Святого Петра на Монмартре. Это было ее последнее воспоминание о Париже.
Дуглас не пришел. Ни когда ее увезли в монастырь, ни в последующие девять лет. Лишь волей случая она освободилась из пожизненного заточения.
Вопросы трепетали у Жанны на губах. Почему он никогда не пытался найти ее? Почему не прислал весточки?
Старательно избегая его взгляда, она взяла коробку и отошла от стола.
— Ты подумаешь об очках? — Голос ее дрогнул. Сделав над собой усилие, она повернулась к нему. — Маргарет любит читать. Просто позор, что она не может этого делать из-за чрезмерной гордыни ее отца.
Голубые глаза Дугласа сузились.
— Разумеется, у нее будут очки, Жанна. Она моя дочь.
Но даже без очков Маргарет видит лучше, чем ее мать. — С этими словами он вышел из комнаты.
Маргарет заглянула в классную комнату:
— Кухарка обещала приготовить корзинку с едой, если вы хотите поесть на свежем воздухе, мисс дю Маршан.
— На свежем воздухе? — Жанна подняла голову от грифельной доски, лежавшей перед ней.
Девочка подошла к окну, за которым простиралась зеленая лужайка.
— Вон там. — Она указала на древний дуб, росший посередине. — Отличное место для пикников. Ведь мы все равно собирались перекусить, правда?
В ее улыбке проглядывало обаяние Дугласа, которое он частенько обращал в свою пользу. Жанна подумала, что Маргарет так же упряма, как и ее отец.
— Конечно.
Спустившись вниз, Жанна улыбнулась молоденькой горничной, старательно протиравшей перила лестницы.
Наблюдая за слугами в доме Хартли, Жанна поняла, что дела и проблемы слуг значили для них куда больше, чем благополучие хозяев. В доме Дугласа, напротив, царил дух товарищества, что не мешало прислуге усердно трудиться. Ничего подобного не было в Волане.
