– Что ты делаешь? – спросила Флоренс.
Не отпуская ее, он глухо ответил:
– Я же обещал показать тебе, – и не узнал собственного голоса.
– П-показать мне?
– Да, показать, каким сильным бывает желание.
– Но, – Флоренс закусила нижнюю губу, вспоминая бессонные ночи, – я уже знаю, что такое желание.
Эдвард едва не застонал. Ему пришлось чуть отодвинуться прочь, прежде чем его напряженная плоть не разрядилась прямо ему в штаны, словно он был зеленым юнцом, впервые держащим в объятиях женщину. Девушка не шелохнулась: она с тревогой вглядывалась ему в лицо, лихорадочно дрожа, то ли от страха, то ли от волнения.
– Сначала желание, – сипло шепнул Эдвард. – Потом уже наслаждение. Одно не существует без другого. – Он отпустил одно запястье девушки и накрыл ладонью выпуклость груди, чуть сжав сосок через ткань. – Ты чувствуешь? Этот бешеный пульс в каждой клеточке твоего тела? Чувствуешь, как он отдается у тебя между ног?
Флоренс кивнула, зажмурившись, и он поцеловал ее, и его собственный пульс стучал в висках и эхом пульсировал в напряженной плоти. Граф коснулся губами полной груди девушки, обведя контур сосков языком прямо сквозь синюю ткань.
– Эдвард, – всхлипнула Флоренс жалобно, желая оттолкнуть его и при этом прижимаясь только сильнее. – Я... я чувствую то, что ты говоришь...
Он поднял голову и встретил ее испуганный взгляд.
– Я хочу коснуться тебя там, где тянет сильнее всего. Ты же знаешь, где это?
– Сильнее всего? Ты имеешь в виду...
– Можешь называть это, как хочешь. Твоя киска, секрет купидона, даже нефритовые врата, если пожелаешь. Я покажу тебе, для чего природа одарила женщину этим сокровищем, если ты позволишь мне продолжить.
Несколько мгновений Флоренс колебалась, чувствуя, как жар нарастает, не позволяя отступить, затем кивнула.
Эдвард, с тревогой следивший за сменой эмоций на ее лице, улыбнулся. Господи, до чего смелое невинное создание! Флоренс... если бы только она могла принадлежать ему! Если бы только эти ласки не были украдены тайком, как запретный плод из райского сада!
Почувствовав болезненный укол в сердце, Эдвард впился в губы девушки яростным поцелуем, одной рукой подбирая ее юбки и задирая их выше, пока ладонь не скользнула по обнаженным ногам.
– Помочь тебе? – спросила Флоренс, дыша все чаще. – Подержать юбки?
– Да, мне могут понадобиться обе руки.
– Тогда отпусти мое запястье.
Эдвард усмехнулся: даже в этой ситуации Флоренс действовала практично. Он поднес плененную ладонь к губам и зубами стянул с нее перчатку, а затем осторожно коснулся губами каждого пальчика. Девушка застонала и потерлась о его бедра своими. Глаза ее были затуманены слезами желания.
Сделав шаг назад, Эдвард посмотрел на нее, словно желая убедиться, что ее обнаженное тело не пригрезилось ему в одном из горячечных ночных снов. Стройные длинные ноги в кружевных панталонах – какими он видел их тогда, в Лондоне, подглядывая за Флоренс у портнихи! – тонкие щиколотки в крохотных туфельках – всего этого он мог касаться сейчас наяву. Сам того не желая, Эдвард опустился на колени перед девушкой и спрятал лицо в белых кружевах, вдыхая тонкий запах возбуждения, исходивший от них.
– Боже всемогущий! – выдохнула Флоренс.
Эдвард провел ладонями вверх по обнаженным икрам.
– Еще немного, и ты поймешь, о чем я говорил. – И он повторил путь ладоней языком.
Его пальцы нашли застежку панталон и расстегнули ее. Флоренс напряженно застыла, но не отодвинулась. Эдвард раздвинул ее бедра шире, проникнув ладонью в самое заповедное место. Мягкие завитки волос скрывали то, что он мог только мечтать увидеть. Он чувствовал ее запах все сильнее – сладковатый, терпкий и очень нежный, – запах первого греха.
Притянув к себе девушку за бедра, Эдвард проник пальцем между нежными лепестками ее плоти. Там было мокро и жарко. Флоренс задрожала так часто, что у нее чуть не подкосились колени. Казалось, еще целое озеро влаги выплеснулось между ног.
– Вот то место, о котором я говорил. Я покажу тебе, какое наслаждение оно может подарить.
Боже, какая она была шелковистая там! Эдвард с трудом подавил желание проникнуть пальцем глубже, туда, куда манил его инстинкт. Когда он нашел самое чувствительное место и чуть надавил на него, Флоренс выгнулась, издав удивленный стон и заставив Эдварда улыбнуться.
– Эдвард, – жалобно всхлипнула девушка, – ты уверен, что это правильно? Это так... странно.
– Не бойся, милая, – тихо шепнул он и снова коснулся того же места, затем еще и еще.
– Эдвард, это... О! – Она не договорила, потому что Эдвард вдруг приник губами туда, где только что ласкал пальцами. У Флоренс пресеклось дыхание, словно между ног, подобно снежному кому, нарастал комок нервов, сжимавшийся конвульсивно и сладко. Сам Эдвард еще мгновение назад не знал, что сделает именно это, но что-то подтолкнуло его помимо собственной воли. Губы поглаживали, язык касался часто-часто, ощущая нежный вкус, похожий на морскую воду.
– Эдвард, это сладко почти до боли! – простонала девушка, вцепившись ему в волосы.
Граф чувствовал, как волны возбуждения окатывают ее, слышал каждый стон и крик и принимал их, как великую награду. Он делал все то, чему его научили многочисленные любовницы, ласкал так, чтобы доставить великое наслаждение, забыв о самом себе, живя только конвульсивной дрожью, сотрясавшей тело Флоренс. Именно в этот момент он понял, как легко дарить наслаждение любимой женщине, ничего не требуя взамен, и это открытие принимал как великое откровение.
Она принадлежала ему, его Флоренс, он первым показал ей, какой бывает страсть, и это наполняло его гордостью. Лишь та тонкая, невидимая граница, которая не позволяла его пальцам проникнуть внутрь ее тела, напоминала ему о том, что Флоренс не будет принадлежать ему вечно. От этого сердце сжималось до боли.
Когда девушка достигла пика в пятый раз, ноги перестали ее слушаться. Она почти мешком повалилась на Эдварда, отчего они оба оказались на полу, поросшем травой. Когда она оказалась сверху, тело графа напомнило ему о собственных нуждах, ткнувшись возбужденной плотью девушке между ног.
В отличие от нее он знал, каким может быть наслаждение от проникновения в женское тело – это сладкое безумное скольжение туда и обратно, сводящее с ума. Единственное, чего Эдвард не мог знать, – это каково сливаться с женщиной, когда в сердце поселилась любовь. Должно быть, от этого наслаждение еще прекраснее.
Он лежал тихо, не смея шелохнуться, давая Флоренс возможность прийти в себя. Но девушка прильнула к нему ближе, заглядывая в глаза.
– Скажи, что я должна сделать. Скажи, как доставить тебе удовольствие.
