— Совершенно верно, Ричард, — громко перебил Бенедикт и с облегчением увидел, что Ричард замолчал, хотя продолжал бросать на него убийственные взгляды. — Пойми, Ричард, дело не в моей профессии. Именно это я пытался тебе объяснить. Пожалуйста, дай мне закончить. А потом я уйду и больше никогда не переступлю твоего порога, если ты этого хочешь.
Он взглядом умолял Ричарда выслушать его. Тот вскинул левую бровь, вероятно, разрешая Ричарду продолжать. Бенедикт облегченно прикрыл глаза и велел себе ничего не утаивать. На секунду он ощутил знакомую сырость, соленый запах ветра, услышал отдаленный шум прибоя. И в душе воцарилась прежняя тоска, а сердце сжалось от ужаса, как в тот момент, когда он услышал голоса в коттедже.
— Несколько лет назад мне поручили внедриться в шайку контрабандистов, действующих между Фолкстоном и Вимере. Мне это удалось, и я даже определил главарей, братьев Пьера и Жан-Люка Рено. Как-то ночью, почти год назад, я устроил ловушку, убедив их, что высокопоставленный офицер желает продать ценную и секретную информацию, но будет говорить только с главарями.
Братья Рено были близнецами, и я знал, что, куда пойдет один, там будет и другой. Когда они прибыли в Фолкстон на борту лучшего и самого быстрого судна, наши агенты были готовы и ждали. Большинство контрабандистов были пойманы, но в драке Жан-Люк набросился на меня, и я был вынужден его убить. Пьеру удалось сбежать, к величайшей досаде моего начальства.
Бенедикт осмелился взглянуть на Ричарда, но ничего не смог прочитать на его каменном лице. Бенедикт покачал головой.
Несколько месяцев я ничего о нем не слышал и предположил, что он зарылся в какую-нибудь крысиную нору во Франции. Но на прошлой неделе получил информацию от одного из агентов, что Рено вернулся в Англию и собирает новую шайку.
После того, что случилось в прошлый раз, я не рискнул идти к начальству, пока не уверюсь, что сведения верны. Поэтому на следующее утро, еще до рассвета, я выехал туда, где он предположительно остановился, и все расследовал. Агент оказался прав. Я слышал, как Рено беседует с другим человеком о ближайшем поступлении груза.
Он замолчал, заново переживая то, что узнал. Но Ричард вернул его к действительности.
— И в чем дело? Ты наткнулся на Рено, сбежал и привел его сюда?
Бенедикт выдержал его взгляд и снова покачал головой:
— Я уже собирался уехать и доложить обо всем, но узнал голос, от которого мгновенно похолодел.
Он попытался проглотить застрявший в горле ком. И вспомнил ответ на вопрос Рено относительно прибывающего груза.
«Уверяю, что постараюсь сделать все как можно быстрее».
— Ричард, это был Генри.
— Генри? — тупо повторил Ричард. — То есть твой брат Генри? Чертов граф Даннингтон?
Бенедикт кивнул.
— Я покинул город с тяжелым сердцем, не зная, что делать, и решил, что мне требуется время, чтобы принять решение. Я очень не хотел, чтобы меня отыскало Военное министерство или вообще кто-то, пока я точно не буду знать, что делать. До сегодняшнего дня я был уверен, что ни брат, ни Рено не знают, что я там был. Но теперь очевидно, что я ошибался.
Бенедикт опустил голову, позволяя всей ужасной правде окутать их морозной пеленой. Ричард не сказал ни слова. Не издал ни звука. Бенедикт мысленно произнес горячую молитву о том, чтобы его исповедь помогла Ричарду понять, почему он так поступил.
Наконец он поднял голову, почти боясь того, что увидит на лице Ричарда. И неожиданно увидел, как тот потрясен. Не желая подталкивать его к чему бы то ни было, он терпеливо ждал.
Ричард заговорил:
— Ад и проклятие! Не… не знаю. Да и откуда мне знать. Тебе следовало все рассказать. Мы придумали бы другой план, чтобы не ставить под удар мою семью.
С этими словами он отвернулся и снова стал ходить взад-вперед.
— Черт побери, Бенедикт! Мы могли бы уехать куда-то еще и не тащить в грязь всех, кто мне дорог. И учти, это не извиняет твоих действий. Мне жаль, что ты попал в такую ужасную ситуацию, действительно жаль, но это, повторяю, не оправдывает увечий, полученных моей сестрой, слез, пролитых матерью, и того бессилия, которое ощутил отец, когда на его дитя напали в его же поместье. Да, кстати, отец уверен, что это был браконьер. Я не собираюсь его разубеждать. Так легче и менее болезненно. Я дам ему знать, что мы сами уладим это дело.
Бенедикт был более чем счастлив предоставить Ричарду убедить семью. И хотя сомневался, но все же надеялся, что Эви не узнает всей меры его обмана. Его голова разрывалась при мысли о том, что она его ненавидит.
Он коротко кивнул, не готовый сорваться с так называемого крючка.
— Я знаю: то, что случилось, ни в коем случае не оправдывает моей нечестности по отношению к тебе и твоей семье, но хотел, чтобы ты знал о происходящем в моей жизни и причины, по которым я обратился к тебе за помощью, хотя и не был откровенен. Но это был мой брат. Я никак не мог прийти в себя.
Ричард медленно шагнул к нему. Бенедикт не знал, о чем он думает. Ричард просто выглядел… сломленным.
Боже, Бенедикт чувствовал себя невыносимо. Жаль, что нет способа исправить все, что случилось.
— Я глубоко, глубоко сожалею о своих действиях. Прости, что привел в исполнение идиотский план, придуманный в последний момент. Надеюсь, ты поверишь, что если бы я имел малейшее представление о том, что произойдет, что вам может грозить хоть какая-то опасность, то никогда, никогда бы здесь не появился.
Он снова увидел бесчувственную, съежившуюся фигурку Эви, лежавшую на земле. Картина причиняла ему физическую боль. Он прижал ладонь сначала к груди, а потом к голове в тщетной попытке облегчить ее. Как он хотел пойти к ней. Увидеть, что она пришла в себя. Все, о чем он мечтал, — видеть ее здоровой и полной жизни, как в ту ночь, когда они сидели на скамье при лунном свете.
Миллион лет тому назад.
— Что ты намерен делать сейчас?
Ричард устало бросился на скамью, оперся локтем о колено и положил подбородок на ладонь.
— Мне нужно покончить с этим. Ничего другого не остается. Я смирился с тем, что мой брат — изменник. Нужно найти его и арестовать. Я по-прежнему офицер короны, и мой долг — обличать государственных изменников.
Ричард от неожиданности растерялся:
— Арестовать? За государственную измену? Но ты погубишь свою семью! Титул отберут, и ты и твои родственники больше никогда не посмеете появиться в приличном обществе!
Вот она, истинная причина, по которой он так долго пытался примириться с тем, что предстоит сделать.
Он видел, что Ричард тоже это понял. Но Бенедикт уже все продумал. Арест Генри будет смертным приговором семье. Титул, земли, доход и всякое уважение, которого требовала семья, растворятся, как сахар в кипятке.
