— О Боже мой, что случилось? Месье…
— Вашей госпоже нехорошо. Найдите Альфреда и пошлите его за врачом.
— Монсеньор уже послал за врачом.
Говоря о монсеньоре, она, как понял Томас, имела в виду Картрайта, которого, к его облегчению, нигде не было видно.
— Мадемуазель, у вас не в порядке с животом? Вы совсем не ели.
Амелия медленно кивнула:
— И какая-то дурнота, и головокружение, но я уверенна, мне просто нужно денек полежать в постели.
Горничная испустила тихий вздох, повернулась и направилась в смежную со спальней ванную.
Взгляд Томаса метнулся к Амелии. Мысленно он принялся анализировать симптомы. Головокружение и боль в желудке? Вызванные чем? Тошнотой? Внезапно возможная причина ее недомогания предстала перед ним во всем ее трагизме, и от этой мысли у него самого начались головокружение и боль в желудке.
— Вы ждете ребенка? — с трудом произнес он, похолодев от страха.
Ее глаза округлились.
— Господи! Вы всегда приписываете мне все самое худшее!
В ожидании ее ответа он задержал дыхание, а теперь с облегчением выдохнул и проглотил образовавшийся в горле ком.
Томас потоптался на месте и отвел глаза, но все же не удержался:
— Принимая во внимание вашу историю, могло бы случиться и такое.
Глаза девушки потемнели, и она снова упала на подушки. Ее бледность была особенно заметной на фоне темно-синих простыней.
— Пожалуйста, уходите. Я не хочу вас видеть.
Вернулась горничная Амелии с влажной тряпкой в руке.
— Если вы извините меня, милорд…
Она неуверенно посмотрела на него, должно быть, не желая его обижать. Томас поспешно отстранился, и девушка приблизилась к больной госпоже.
«Беременна! Надо же!» — продолжала негодовать Амелия. Холодная влажная тряпка на лбу подействовала на ее пылающую от жара голову, как целительный бальзам.
Элен принялась вынимать шпильки из ее волос. Вскоре волосы Амелии лежали веером на подушке вокруг ее головы. Томас, вышагивающий возле ее постели, остановился и уставился на нее.
— Милорд, я позабочусь о мадемуазель, и завтра она будет здорова.
Не слушая Элен, Томас продолжал, не отрываясь, смотреть на Амелию. Она смутилась под его взглядом и заморгала.
— Вас беспокоит, сумею ли я завтра работать? — спросила она шепотом, стараясь рассеять внезапно возникшее между ними напряжение.
— Не говорите чепухи! Кем вы меня считаете? Тираном? — спросил он отрывисто.
— О, не надо так хмуриться. Просто оставьте меня и дайте мне отдохнуть. Едва ли это возможно, когда вы топчетесь вокруг меня. Элен прекрасно может…
Послышался стук в дверь, и тотчас же в спальню вошел лорд Алекс в сопровождении доктора, о чем свидетельствовал черный медицинский саквояж в его руках. Пожилой джентльмен был высоким и элегантным, с копной белоснежных волос и самого авторитетного вида.
— Оказывается, доктор Лоусон был внизу. Он занимался одним из заболевших слуг, похоже, страдающих от того же.
Лорд Алекс произнес это, не обращаясь ни к кому в особенности, и вошел в комнату как человек, облеченный некой властью и потому имеющий право на известную свободу обращения.
Прокаженный, вероятно, был бы встречен Томасом более приветливо, чем его друг. Амелия заметила, как сжались и окаменели его челюсти, каким ледяным стал взгляд. Очевидно, он хотел показать лорду Алексу, что его присутствие нежелательно.
— Доброе утро, Томас. Как я понимаю, это и есть пациентка?
Доктор говорил непринужденно, что, как поняла Амелия, объяснялось его многолетним знакомством с Томасом.
Доктор подошел к постели и посмотрел на Амелию оценивающим взглядом.
— Да, доктор Лоусон, это леди Амелия Бертрам. У нее лихорадка, и она жалуется на боль в желудке.
— Гм. Дайте-ка мне ее осмотреть. Не волнуйтесь, моя дорогая, я не причиню вам боли.
Он ободряюще улыбнулся ей, но это ничуть ее не успокоило: не очень-то она доверяла врачам.
Вынимая инструменты из саквояжа, доктор обернулся, посмотрел на Томаса и деликатно кашлянул.
— Не будете ли вы, джентльмены, так любезны и не оставите ли меня на некоторое время наедине с леди Амелией, чтобы я мог ее обследовать?
— Да, конечно. Мы все обсудим с вами позже, когда вы закончите осмотр, — сразу отозвался Томас и неохотно последовал к двери за Картрайтом.
Оказавшись в коридоре, Картрайт повернулся к нему лицом.
— В чем дело, черт возьми? Что все это значит?
— Сейчас не время и не место обсуждать это, — коротко ответил Томас и добавил: — Почему бы тебе не пойти и не смыть с себя грязь?
Ноздри Картрайта начали гневно раздуваться. Несколько секунд они стояли, меряя друг друга взглядами, потом Картрайт резко повернулся на каблуках и направился в свою комнату в противоположном крыле. Шаги его заглушал мягкий бархат ковров.
После ухода Картрайта Томас принялся шагать по коридору перед дверью в спальню Амелии.
Двадцатью минутами позже дверь отворилась, и появился доктор Лоусон. Увидев Томаса у двери, он вздрогнул, от неожиданности.
— Что с ней? Что с Амелией?
Столь фамильярное упоминание его пациентки по имени не ускользнуло от внимания доктора. И он слегка приподнял брови.
— Не вижу ничего серьезного, думаю, несколько дней постельного режима поставят ее на ноги. Я не заметил застоя в легких, и сердце у нее крепкое. Немного опухли железки на шее, но это неудивительно, раз у нее повышенная температура.
Доктор Лоусон переложил свой саквояж из одной руки в другую.
— Но если лихорадка не пройдет за пару дней, пошлите за мной снова. Мне не встречалось повторное заражение скарлатиной, но всякое случается.
Брови Томаса взметнулись вверх.
— Что вы имеете в виду, говоря о повторном заражении?
— Я говорю о том, что она переболела скарлатиной в тринадцать лет. Она вам не рассказывала? Ей повезло — у нее не было осложнений. Только в прошлом году у меня от этой болезни умерли четверо пациентов.
На лице Томаса появилось паническое выражение, и доктор Лоусон поспешил добавить:
— Можете быть уверены, сейчас у вашей юной леди не скарлатина. У нее желудочный грипп. За последние две недели я сталкиваюсь с десятым случаем этого заболевания. Как я сказал, самое большее дня через три девушка будет здорова.
Томас пытался убедить себя, что его беспокойство — нормальная вещь. Она была дочерью его друга и в некотором смысле его знакомой. Конечно, ее благополучие вызывало некоторую его озабоченность.
«Некоторую озабоченность?» — услышал он ехидный внутренний голос. За последние двадцать минут его волнение очень походило на волнение мужа, ожидающего благополучного рождения наследника.
