– Да так…
Она не смогла в этот раз рассказать Маше про Ивана. Потом. Теперь главное – хорошенько подумать. Ей нужно подумать. Если инспектор здесь, в райкоме, то не исключено, что явится навестить ее в больнице. Она должна быть готова.
Но вместо инспектора заявился физкультурник Федя, привез новогодний подарок и приветы от коллег. Она вдруг несказанно обрадовалась, живо расспрашивала его о жизни «Красных зорь», о празднике, который прошел без нее, но Федя обошелся общими фразами, нервничал и все время оглядывался на ее соседок по палате, хотя те никакого внимания к Феде не проявляли.
Когда она вышла с ним в коридор, он, оглянувшись, быстро проговорил:
– ЧП у нас, Августина Тихоновна. Неприятность.
– Что стряслось?
– Инспектор-то наш… того…
У Августины сердце оборвалось. Она еще не успела понять, что значит – «того», но уже одно упоминание об этом человеке заставило ее содрогнуться.
– Того? Что значит – того?
– Отдал Богу душу.
Августина опустилась на ближайший стул, Федя последовал ее примеру.
– Прямо в детском доме?
– Слава Богу – нет. В Соколену понесло его, на охоту. Без этого же не обходится. Он, говорят, секретаря райкома подбивал с собой на охоту отправиться, да тот отказался, ну он в одиночку и поперся. Что уж там и как, никто не знает, только нашли-то его подстреленным, Августина Тихоновна, и вроде как из охотничьего ружья.
Федя говорил, низко склонившись к ее голове, руки его беспокойно теребили край вязаного шарфа.
Ася заставила себя глубоко дышать, чувствуя подкатившее волнение. Чем это событие обернется для обитателей «Красных зорь», лично для нее? Никто из них не защищен, она это чувствовала кожей.
– И никакой это не инспектор, скажу я вам, Августина Тихоновна. Я это сразу заподозрил. Еще когда он вынюхивал ходил. Какого лешего, например, он в подвал потащился?
– С чего вы взяли, что не инспектор? Они тоже бывают разные, – возразила она.
Августина поймала себя на мысли, что не доверяет Феде. Где гарантии, что Федя не поддался на шантаж того же «инспектора»? Не стал подсадной уткой?
– С того! Когда это случилось, в район милиции понаехало, а после милиции, на другой день, у нас следователь был из ОГПУ. Шварца взяли.
– Генриха? За что? Он мухи не обидит!
– Говорил много. Помните, как он про немцев, их боевую мощь? Оказался шпион.
– Да глупости. Шварц – шпион?
– Ох, и натерпелись мы, скажу я вам! Слепцову бромом отпаивали. Спасло только то, что не на нашей территории случилось.
В коридоре больницы было прохладно, но Федя после краткого рассказа вытер шарфом лоб – вспотел.
– Что вы так волнуетесь, Федор Николаевич? Все обошлось. – Только сейчас на смену ноющему волнению приходило облегчение. Пусть временное, ненадежное, зыбкое. Но все же облегчение.
– Да потому обошлось, что тир не успели оборудовать! – горячо воскликнул Федя, досадуя на непонимание коллеги. – Следователь меня за горло взял: «С чего это вы решили беспризорников стрельбе обучать? С какой такой целью?» А я и возразить ничего не могу, поскольку сам не уверен, что это не беспризорники наши инспектора того… Сослался на международное положение, только, боюсь, неубедительно у меня получилось. Не мастер я на слова всякие… Что теперь будет?.. – И Федя как-то по-бабьи всхлипнул, что ему совсем не шло.
Августина взяла его за руку:
– Все обойдется, Федор Николаевич. Вы же ни в чем не виноваты, что вы так сникли-то?
– Да… так-то оно так, только теперь, говорят, можно и без вины виноватым стать. В городе, говорят, из-за этого горе-охотника мужиков похватали, у кого ружья нашли. Ой, как меня Боженька отвел с тиром-то торопиться! Не снести бы мне головы, это уж точно…
Разговор с коллегой ошарашил ее. Генрих Шварц – душа-человек, доброжелательный, совестливый, порядочный. Без тени раболепия и зависти. Доверчив, как ребенок, и потому свое мнение открыто высказывает.
Она ходила по коридору, прокручивая в голове каждую деталь разговора. Хотелось курить.
Августина томилась без своих папирос – Оносов категорически запретил ей, выбросил те, что Маша принесла.
Сейчас, как никогда, она чувствовала себя беззащитной, выставленной голой на перекресток, продуваемый всеми ветрами. Вспомнился Вознесенский – он умирал в этой больнице, на этом же этаже. Она тогда чувствовала злость на него, а теперь вдруг на миг ощутила предательскую зависть – он там, где забыты волнения жизни. Он рядом со своей матерью, и ему хорошо. Если бы она тоже могла быть там, с ними, наверное, она не стала бы жалеть ни о чем, оставленном здесь. Кроме сына.
Когда уходил Алексей, они были молоды и оставались надежды. Все равно оставались надежды на будущее счастье, и было обидно покидать мир, где тебя может ожидать что-то хорошее. Теперь же она ничего не ожидала хорошего для себя. Сын – вот та точка, на которой сосредоточилась вся она. Ради него она должна уцелеть в этой возне, выдержать, не сломаться. И сына вырастить сильным и бесстрашным. Чтобы голос его не делался таким, как у Феди сегодня. Мужчина должен оставаться мужчиной в любой ситуации.
На Крещение они с Владиком вернулись в Бужениново.
Стояли такие морозы, что окна замка сплошь затянуло тканью плотного инея. Не разглядеть – что там внутри. Детей во двор не выпускали, и суровый замок, утопающий в глубоких снегах и молчаливом окружении голубых елей, казался дворцом снежной королевы.
Только на заднем дворе творилась жизнь: выбегали дежурные старшеклассники на скотный двор – задать корм лошадям, подоить коров, почистить сараи. Сторож Михеич в тулупе и с ружьем в клубах морозного пара обходил владения «Красных зорь», карауля хозяйство от непрошеных гостей – волков, коих было в ту зиму полным-полно. Да, скрипя полозьями, отправлялась в город продуктовая подвода, вся в инее – и лошадь, и возница, и брезент, покрывающий поклажу.
Слухи, вползающие в оторванный от внешнего мира замок невесть откуда, обрастали леденящими кровь подробностями, внося в несчастный случай на охоте поистине мистический ужас, достойный пера Гоголя.
Говорили, что инспектор, раненный, долго полз, оставляя позади себя кровавый след, по которому его учуяли волки и растерзали совсем еще живого. А опознали, дескать, бедолагу, только лишь по оставшимся на изодранном пальто медным пуговицам. Между прочим, говорили также, что подстрелили инспектора затаившиеся в глухих ярославских лесах бандиты из отряда Зориных. Не всех, мол, переловили в двадцатые годы. А что, если оголодавшие бандиты явятся в «Красные зори» за провиантом?
Разговоров велось много, и зарождали они нехорошую атмосферу некоторой искусственной нервозности, отвлекали от работы и учебы, разжигали в детях всегдашнюю жажду приключений, которая обычно губительным образом сказывается на самочувствии педагогов.
