— Возьми в ящике этого стола свой новый паспорт. Я купил для тебя титул графини Монтеко, отошедший короне после смерти последнего представителя рода, не оставившего наследников. На это имя я перевел дома в Риме, Неаполе, Милане, Париже и Вене, поместья в Бургундии и Парме, а еще виллу на озере Комо, чтобы ты могла там отдыхать. Денег, которые я тебе оставляю, хватит еще твоим детям и внукам, но мне бы хотелось, чтобы ты тоже пела, как твоя матушка. Если для этого нужно купить театр — купи его в любом городе мира, ты можешь себе это позволить. Ну, что ты думаешь?
Кассандра растерялась. Она уже привыкла к отцу и нуждалась в нем, и вдруг он отсылает ее. А это огромное богатство, которое он ей предлагает — что, если она не достойна его? Вдруг произошла чудовищная ошибка, и она не дочь герцога, ведь ее память пуста, она знает только то, что рассказали или вспомнили другие? Девушка подняла на герцога глаза, полные слез, и сказала:
— Отец, но как же так, вы отсылаете меня? И я не могу принять то, что вы предлагаете, а вдруг произошла ошибка — и я не ваша дочь?..
На глаза герцога навернулись слезы, он поцеловал руку Кассандры и просто сказал:
— Я люблю тебя, и мне все равно, есть ли в тебе моя кровь. Ты стала мне дочерью, не разрушай этого счастья своими сомнениями. Я рад, что ты будешь петь, и голос моей любимой Каэтаны снова будет радовать людей. А отсылаю я тебя, потому что не хочу, чтобы ты видела, как я умру. Я хочу, чтобы ты помнила меня живым. А сейчас спой мне, пожалуйста.
Кассандра проглотила слезы и села к клавесину. Она взяла свиток, перевязанный голубой ленточкой, развернула его и, как в первый вечер, когда она увидела отца, запела «Аве Мария», а герцог закрыл глаза и слушал, и снова, как тогда, по его щекам текли слезы.
Десять дней спустя, на рассвете, две кареты в окружении отряда из пятнадцати стражников выехали из старинных ворот замка. Дон Эстебан ехал впереди на своем черном как смоль коне, сурово поглядывая по сторонам. Они миновали Гранаду и отправились в Малагу, где их ждал корабль, зафрахтованный до Неаполя. Поездка по морю тоже прошла благополучно, и четыре дня спустя на причал этого итальянского города по сходням осторожно сводили черных лошадей маленького отряда и скатывали кареты путешественниц. И только дон Эстебан знал, что в это время старый герцог встречается с племянником, погубившим его семью.
Герцог был настолько слаб, что уже почти не открывал глаз. Но он должен был дождаться Альваро и отомстить. На маленьком столике в изголовье кровати на серебряном подносе стояли два высоких бокала и хрустальный кувшин, украшенный серебром. Один бокал был наполовину пуст, старик иногда протягивал руку и пригубливал красное вино. Он рассчитал верно, и племянник примчался к постели умирающего ровно через две недели.
Дон Альваро, скорбно склонив голову, вошел в спальню дяди, и в душе возликовал. Дон Эстебан не обманул — герцог умирал. Дня два-три — самое большее, и он станет новым герцогом де Молибра и владельцем всего того, чем столько лет управлял по поручению дяди. Альваро кашлянул, пытаясь понять, в сознании ли старик. Герцог открыл глаза и слабо кивнул.
— Хорошо, что ты приехал, — чуть слышно сказал он, — я ухожу, но ты после меня будешь хорошим герцогом. Выпей со мной последний раз вино с наших виноградников. Дай мой бокал, я допью, а себе налей сам.
Герцог протянул руку и взял из рук племянника свой бокал, подождал, пока тот нальет себе из графина с серебряной крышкой, и пригубил вино. Дон Альваро выпил свой бокал сразу. За окнами была страшная жара, а вино, получаемое с виноградников герцогства, всегда было прекрасным.
— А теперь иди, дай мне отдохнуть, — прошептал старый герцог, ставя недопитый бокал на стол.
— Хорошо, дядя, — с готовностью согласился дон Альваро и вышел.
Весело насвистывая, он дошел до своей спальни, не раздеваясь, прилег на кровать и заснул. Ему снилось прошлое и красавица Каэтана, певшая на крыше сторожевой башни замка. Ему было жаль ее, и кузена Карлоса тоже было жалко, но они мешали ему получить то, что очень хотелось — титул и богатство дяди. Сейчас все это было у него в руках, еще один день, и дело всей его жизни будет завершено. Дон Альваро был очень счастлив в своем сне, и когда его сердце вдруг сдавило железной рукой, он очень удивился и даже проснулся. Но было уже поздно, он сделал один мучительный вздох, и острая боль резанула ему сердце, проткнув его огромной стальной иглой. Дон Альваро умер, так и не став новым герцогом де Молибра.
Рано утром в комнату старого герцога вошли капеллан и управитель замка. Они мялись и переглядывались друг с другом, наконец, священник кашлянул, привлекая внимание хозяина. Тот открыл слезящиеся глаза и посмотрел на вошедших.
— Ваша светлость, у нас печальная новость: ваш племянник дон Альваро скончался, отказало сердце, — скорбно сообщил он.
— У меня есть еще много племянников, — равнодушно сказал старик и снова закрыл глаза.
Капеллан и управитель с облегчением от исполненного тяжелого долга покинули спальню хозяина, а тот слабой рукой дернул сонетку звонка, вызывая своего старого камердинера, в преданности которого не сомневался.
— Что угодно вашему сиятельству? — осведомился тот, появившись в дверях.
— Вино вылей, а графин и бокалы сбрось со скалы, — прошептал старый герцог.
— Слушаюсь, — сказал слуга и вынес поднос за дверь.
Он в точности исполнил приказание. Вино вылил вниз, стоя на сторожевой башне, затем на огромные валуны, которые отсюда казались крошечными кусочками мелкой гальки, полетели два бокала и графин с серебряной крышкой. Все было кончено, камердинер помог своему хозяину, которому верно служил пятьдесят лет, казнить убийцу его жены.
Когда старый слуга спустился с башни и заглянул в спальню хозяина, тот уже не дышал, но, уходя, он улыбнулся, и верный камердинер понял, что герцог был счастлив в последние мгновения своей жизни.
Луиза де Гримон с болью смотрела на свою племянницу. Генриетта старалась отвлечь тетку от тяжелых мыслей и, сидя за фортепьяно в музыкальном салоне парижского дома маркизы де Сент-Этьен, наигрывала французские песни. Девушка не понимала ужаса всего происходящего в Париже, но Луиза каждую ночь видела во сне тени своего брата и невестки, умоляющие увезти их единственное дитя из столицы Франции, вновь присягнувшей Наполеону.
Конечно, нужно было бросить все хлопоты по оформлению имущества де Гримонов и уехать еще в марте, когда стало известно о том, что бывший император Франции высадился с горсткой своих солдат у мыса Антиб. Но ей, как и всем в Париже, тогда показалось, что это вопрос нескольких дней, ведь Наполеон шел практически безоружный, и любое регулярное воинское соединение легко должно было разгромить маленький отряд и арестовать безумного вояку. Месье Трике, поверенный, которому Луиза поручила ведение дел по наследству брата, каждый день приносил ей парижские газеты и успокаивал новую клиентку:
