Безумие, просто безумие! Что хуже: опозорить себя рвотой или умереть от разрыва сердца? Кто-то похлопывал ее по плечу, кто-то прищелкивал языком и говорил что-то утешительное. Итак, она стала мишенью для шуток. Только этого ей не хватало!
Она по-прежнему не знала, куда смотреть. Бесконечно кружащийся калейдоскоп зданий…
Перед глазами у нее возникло пепельно-серое лицо Майкла. Сидни по движению губ догадалась, что он окликает ее по имени, но ее зубы были крепко стиснуты, она не могла ответить. Он попытался взять ее за руки, но она была не способна отпустить столб – свой спасательный пояс. Наконец голос Майкла проник сквозь рев у нее в ушах.
Он невнятно произнес:
– Я заставлю его остановиться.
А может, это ей только показалось.
Сидни не отрывала взгляда от Майкла. Он стал для нее островком безопасности в зыбком океане паники и страха. Майкл крепко сжал ее плечо: она ощутила силу его пальцев через теплый жакет. А потом он отвернулся, и Сидни увидела, как он хватается за соседний столб, пережидает паузу и бросается к следующему. Таким образом он пересек кабину, и сквозь туман страха, застилавший ей мозг, оформилась мысль: эта дергающаяся неровная походка означает одно: Майкл напуган не меньше, чем она сама. Наконец Майкл добрался до запертой двери – самой ближней к механизму машины. Кабина как раз прошла высшую точку вращения и устремилась вниз по кривой, когда Майкл начал колотить по стеклу и кричать во все горло:
– Стой! Стой! Стой!
Но чуда не произошло. У Сидни упало сердце – головокружительный подъем продолжался.
Майкл нашел окно и попытался опустить стекло, но оно не поддавалось. Никто не пришел ему на помощь. Краем глаза Сидни видела, как около дюжины пассажиров, включая ее братьев и Линкольна Тэрнбулла, таращатся на него в каком-то безмолвном оцепенении. Окно в конце концов поддалось усилиям Майкла; когда кабина опять оказалась в нижней точке, Майкл высунулся по пояс и отчаянно заорал:
– Стой! Никакого результата. Майкл наклонился еще больше и начал дергать двери с наружной стороны – металлический засов между двумя деревянными скобами, на который она запиралась.
– Эй! Что вы делаете?! – воскликнул кто-то внутри кабины.
– Остановите его! – закричал другой. А Майкл отпер тем временем дверь и открыл ее прямо в воздухе, пока кабина «чертова колеса» скользила к вершине круга, замерла на один страшный момент в неподвижности и начала свой головокружительный спуск.
– Майкл! – вырвался у нее изо рта вопль чистейшего ужаса.
Никто так и не двинулся с места, никто не попытался его удержать! А ее собственные руки намертво впились в столб, их не оторвать. Словно зачарованная, Сидни смотрела, как он все сильнее высовывается в – пустоту, держась одной рукой за дверной косяк и размахивая в воздухе другой.
– Майкл!
– Стойте! – надрывался он. – Остановите эту проклятую машину!
Они ее остановили.
Колесо сделало последний круг, показавшийся ей мучительно медленным. Когда кабина наконец коснулась твердой, неподвижной земли, у Сидни подломились колени, она едва не соскользнула на пол.
– О, боже мой, Сид! – испуганно пробормотал Филип, отрывая ее побелевшие пальцы от столба.
Стоявший рядом Сэм смотрел на нее с таким же испуганным и виноватым выражением. Ошеломленный Линкольн беспрерывно качал головой, смущенный и виноватый.
Снаружи на платформе Майкл громко объяснялся с двумя служащими в униформе. Одним из них был тот, кто несколько минут назад провел их в эту кабину. Несколько минут назад? Ей казалось, что она провела в аду несколько часов, дней, недель. Целую жизнь.
– Пойди разберись там, – заплетающимся языком проговорила Сидни. Филип наконец понял, что от него требуется, и вышел из кабины, чтобы уладить недоразумение. А еще какое-то время спустя, держась одной рукой за Сэма, а другой – за Линкольна, сама Сидни сумела покинуть кабину, сохранив остатки достоинства. Казалось, все глазеют на нее, но ей было все равно: у нее не осталось никаких душевных сил, чтобы принимать подобные вещи близко к сердцу. Уж лучше позор, чем такие муки.
Чем больше они удалялись от «чертова колеса», тем легче становилось на душе у Сидни. Постепенно до нее стали доходить шуточки, которыми обменивались по ее адресу Филип и Линкольн. Пару раз она даже улыбнулась бледной дрожащей улыбкой, хотя все ее душевные устремления были сосредоточены на другом: ей хотелось броситься на шею Майклу, разрыдаться и расцеловать его.
Они попрощались с Линкольном на железнодорожной станции. Он сказал ей, что с нетерпением ждет встречи на балу, и Сидни уставилась на него в недоумении.
– Твоя тетя устраивает благотворительный бал. Через три недели. В поддержку музея естественной истории. Разве ты забыла?
– Конечно, нет. Я тоже жду его с нетерпением. С еще большим нетерпением она ждала прихода поезда, на котором Линкольну предстояло уехать. Поезд наконец подошел, они проводили Линкольна и помахали ему вслед. Плечи у Сидни поникли от облегчения. Филип продолжал ее поддразнивать, но теперь, слава богу, его могли слышать только члены семьи.
По пути домой Сэм уснул, привалившись к ее плечу. Филип, усевшийся напротив, взял в руки оставленную кем-то газету и углубился в нее. Сидни посмотрела на Майкла, сидевшего рядом с Филипом. Он тоже взглянул на нее.
– Спасибо, – прошептала она едва слышно.
– Не за что, – ответил он тоже шепотом.
– Зачем ты это сделал? – совсем тихо спросила Сидни.
Но Майкл расслышал. Наклонившись к ней, он коснулся ее руки.
– Тебе же было страшно, –шепнул он, лаская ее теплым взглядом светлых зеленых глаз.
– Тебе тоже было страшно.
– Но не так сильно. Сидни сжала его руку.
– Майкл… – вздохнула она.
Ей не хотелось его отпускать. Что же с ними происходит?
Филип зашуршал газетой. Они виновато расцепили руки и отпрянули друг от друга. Сэм зевнул, протирая глаза. Кондуктор объявил их остановку, и они вышли из поезда. По дороге домой в серых ветреных сумерках никому не хотелось разговаривать, зато за обедом в тот же вечер историю, сопровождаемую возгласами удивления, пересказывали заново по многу раз. Сидни долго ждала, но, к ее изумлению, никто так и не сказал самого главного, никто не сделал вывод, который, по ее мнению, неизбежно напрашивался: Майкл Макнейл оказался самым необыкновенным человеком из всех, кого они когда-либо знали.
На самом деле Маленькая Египтянка не была голой. И все же, хотя Филип опять над ним подшутил, Майкл не почувствовал разочарования. Маленькая Египтянка исполняла танец живота, на ней была прозрачная юбочка и короткая свободная золотая блузка, не достававшая до живота, с висячей бахромой.
