– Ну что, сдержал я слово? – спросил он, указывая на Валли. – Я еще вчера вместе с Альбертом задумал этот сюрприз, надеясь, что в сопровождении госпожи Герсдорф я буду желанным гостем.
– Ты всегда желанный гость, – возразила Эрна, взяв букет и мило поблагодарив за него.
– Всегда! – повторил Эрнст, и горькая усмешка пробежала по его губам. – В самом деле? Иногда я в этом сомневаюсь. Разве ты рада, когда я приезжаю? – продолжал он, понизив голос и спускаясь с невестой в сад. – Мне часто кажется, что тебя пугает моя близость, что ты готова отшатнуться, когда я хочу обнять тебя, и я не раз замечал, что ты украдкой вздыхаешь с облегчением, когда я отворачиваюсь.
– Да, ты стережешь каждый мой взгляд, каждый вздох и создаешь муку и для себя, и для меня из всего, что бы я ни сказала, что бы ни делала! – взволнованно проговорила Эрна. – Ты пугаешь меня своей непомерной страстью! Что же будет, когда мы станем мужем и женой?
– Тогда я стану спокойнее, – возразил Вальтенберг с глубоким вздохом. – Ты должна быть моей, совсем моей, никто другой не должен иметь права становиться между нами, и тогда, может быть, я научу тебя любить меня; до сих пор все мои старания были напрасны. А между тем ты можешь любить, я знаю – его ты любила иначе!
– Эрнст, ты обещал мне…
– Не говорить об этом? Да, я обещал, но не думал, что борьба с воспоминанием, с тенью будет так тяжела. О, как бы я хотел, чтобы мой соперник имел плоть и кровь, чтобы я мог вызвать его на бой не на жизнь, на смерть!
Его глаза опять горели смертельной ненавистью, как тогда, когда он узнал, что любовь его невесты когда-то принадлежала другому. Эрна побледнела; стараясь его успокоить, она положила свою руку на его и сказала мягким, умоляющим голосом:
– Эрнст, к чему постоянно мучить себя? Ты невыносимо страдаешь, я вижу это и уже несчетное число раз сожалела о своем признании. Неужели я не могу сделать тебя спокойнее и счастливее?
Достаточно было этого тона, чтобы обезоружить Вальтенберга. В приливе бурного раскаяния он прижал руку невесты к своим губам.
– Ты можешь сделать все, когда говоришь таким голосом и смотришь такими глазами! Прости меня, я мучаю тебя… Этого никогда больше не будет, никогда!
Сотни раз уже он давал такое обещание и сотни раз нарушал его. Эрна улыбнулась в ответ, но бледность все еще покрывала ее лицо, когда они повернули назад к дому.
– Там, кажется, разыгрывается сцена из «Отелло», – сказала Валли, которой усталость не мешала болтать и наблюдать за женихом и невестой. – Вальтенберг имеет опасное сходство с этим черным чудовищем. Я думаю, он тоже способен ни с того ни с сего убить человека, если разбудить в нем ревность. Будем надеяться, что Эрне удастся образумить его, когда она станет его женой, потому что до сих пор он любит ее в высшей степени неразумно. По дороге сюда я рассказывала ему самые интересные столичные новости, но он не слушал меня и все время не спускал взора с вашей виллы, а когда мы подъехали, опрометью бросился из экипажа к невесте. Ах, вот он целует ей руку и смиренно просит прощения! Альберт никогда этого не делал, даже когда был женихом! К сожалению, у него нет склонности к романтизму, так же как у твоего жениха, Алиса… Кстати, о нем: он придет сегодня?
– Едва ли, – ответила Алиса. – У Вольфганга чрезвычайно много дел. Он и вчера пришел только на несколько минут. Он страшно занят с тех пор, как получил новое назначение.
Слова звучали слишком равнодушно для невесты, которая все-таки должна была чувствовать, что жених невнимателен к ней. Алиса не подозревала о том, что произошло в столице неделю тому назад между ее отцом и женихом. Вольфганг не говорил об этом никому, а предоставил Нордгейму объявить о расторжении помолвки, когда и как ему заблагорассудится, пока же как можно реже являлся к Алисе. Масса работы сослужила ему службу в данном случае.
Баронесса Ласберг, явившаяся на веранду, поздоровалась с гостьей весьма чопорно. Валли хотела остаться до следующего дня, когда за нею должен приехать муж, чтобы вместе отправиться в Оберштейн, к Бенно. Она вторглась, как вихрь, в этот тихий аристократический дом; всякий этикет исчез, везде раздавался ее звонкий смех, она болтала с Алисой, шалила с Эрной, спорила с Вальтенбергом о восточных обычаях, но прежде всего изо всех сил злила старую баронессу, сама же буквально сияла от избытка счастья и веселья.
Между тем наступил полдень. Вальтенберг предложил прогулку на одну из окрестных возвышенностей, и все охотно согласились. Алиса, которая еще два месяца назад не могла принимать участия в подобных удовольствиях, теперь храбро присоединилась к остальным, и только баронесса, само собой разумеется, осталась дома. Маленькая компания двинулась в путь, к подножию скалы, круто подымающейся к небу острым зубцом.
– Здесь ты должна остановиться, Алиса, – заботливо сказала Эрна. – Последняя часть дороги слишком крута и утомительна, тебе надо беречь силы. А ты одолеешь ее, Валли?
– Я все одолею! – объявила Валли, обиженная этим вопросом. – Ты воображаешь, что на всем свете только и есть два хороших ходока по горам – ты да твой жених? Я пойду с вами!
Вальтенберг снисходительно улыбнулся и бросил многозначительный взгляд на изящные туфельки Валли с высокими каблуками.
– Ну на сей раз опасности нет: по дороге на скалу всюду высечены ступеньки и поставлены перила, – сказал он. – Но и с самыми опытными и смелыми ходоками в горах может случиться несчастье, как это было с моим секретарем на Ястребиной скале. Он еще счастливо отделался, только вывихнул ногу, а могло бы кончиться чем-нибудь похуже.
– Ах, вы говорите об этом бесконечно длинном Гронау? – воскликнула Валли. – Куда он девался? Я не видела его в Гейльборне!
– Он взял отпуск на несколько недель, но я жду его на днях, – ответил Эрнст.
Его удивляло долгое отсутствие Гронау: насколько он знал, у того не оставалось в Германии ни одного родственника, и он не мог объяснить себе эту внезапную поездку. Гронау даже не сказал ему, куда именно едет.
Вальтенберг с Эрной и Валли отправился на вершину, а Алиса, послушно покорившись распоряжению Эрны, осталась на маленькой лужайке у подножия склона. Это было красивое тихое местечко среди леса, еще не тронутое дыханием осени. Темные сосны и мох были свежи и зелены, последние остатки утреннего тумана постепенно таяли в лучах полуденного солнца. Было тепло и светло.
Алиса сидела одна уже минут десять, как вдруг увидела знакомую фигуру доктора Рейнсфельда, мелькавшую между деревьев. Вероятно, он шел от какого-нибудь больного, жившего в горах. Он так торопился и был так погружен в свои мысли, что не заметил Алисы, пока та не окликнула его:
