Все так же, не говоря ни слова, он наклонился и снова поцеловал ее. Она тихонько застонала, когда его пальцы скользнули по ее коже вдоль выреза корсета. Он исследовал нежные округлости ее груди так медленно и нежно, как будто слепой, желая узнать, какова же она на самом деле. Она почувствовала, как ее груди налились тяжестью, ее соски напряглись, затвердели и ныли, требуя освобождения. Она снова застонала и рванулась к нему так, что ее плечи приподнялись над кроватью.
Его ладони скользнули ниже. Пальцы потрогали ее соски. То, что его пальцы слегка подрагивали, еще усилило ее восхищение. Это дало ей пьянящее ощущение своего могущества – ведь только одно ее прикосновение могло заставить лихого Чейза Кэссиди, ранчера вне закона, потерять голову.
Одним стремительным движением он притянул ее к себе, и ее бедра прижались к его возбужденной плоти. Изгибаясь под ним, она ощущала, как нарастает в нем возбуждение. Испытывая досаду на все эти ворохи юбок, она издала слабый протестующий возглас. Вцепившись в его рубашку, она тянула ее до тех пор, пока не вытащила ее из-под ремня. Она даже не беспокоилась о том, что он может счесть ее чересчур дерзкой; все мысли улетучились, когда он оторвался от ее губ и начал покрывать поцелуями ее шею. Он нежно прикусил ее кожу, прокладывая дорожку поцелуев вдоль выреза ее корсажа.
Эва задержала дыхание и выгнула спину, подставляя ему грудь. Он уже подцепил пальцами желтое кружево и готов был приникнуть губами к соску, как вдруг со стороны двора послышался пронзительный свист, а потом – стук копыт.
Она посмотрела на него. Голос ее дрогнул, когда она спросила довольно громко:
– Кто там?
Чейз зажал ей рот ладонью.
– Ш-ш-ш…
Он вскочил и отпрянул от нее прежде, чем она успела что-то сказать. Эва поднялась, запахнула на груди платье и пригладила волосы, убрав их с лица. Последний взгляд, брошенный на него, уже закрывавшего за собой дверь, – и стало ясно, что на его лице опять появилось знакомое непроницаемое, угрюмое выражение.
Не отрывая глаз от двери спальни Эвы, Чейз схватил свою шляпу с кухонного стола. Подойдя к выходу, он помедлил немного. Прижавшись лбом к дверному косяку, он пытался изгнать из мыслей образ Эвы, раскинувшейся на кровати, такой желанной. Снаружи Нед и Джетро переговаривались, заводя своих лошадей в стойла. Когда он поворачивал ручку двери, руки его дрожали.
Прошло еще немало времени, пока он, наконец, пришел в себя. Возбуждение понемногу пропало, но сердце продолжало бешено стучать, подобно копытам дикого мустанга. Открыв дверь, он шагнул в темноту, нахлобучил шляпу и жадно глотнул свежего воздуха.
Черт подери, Чейз Кэссиди, когда дело касается этой женщины, ты ведешь себя, как последний кретин. Так недолго и рассудок потерять.
Он знал, что за свою жизнь успел совершить немало ошибок. И ему нередко предоставлялся случай в этом убедиться. Лет, проведенных в тюрьме, хватило, чтобы осмыслить эти ошибки, но он никогда не терял контроля над собой, пока не встретил Эву Эдуарде. Ради нее он приехал в Последний Шанс. Ради нее он вошел в переполненный класс и встретился с презрением толпы лицом к лицу.
Стоило ей только задать вопрос – и он открыл ей свое сердце, выболтал ей все тайны своего темного прошлого, все – убийство Салли, свои преступления, его проступок перед Лейном. Так много о нем знал один лишь Рамон. Остальным оставалось лишь строить предположения. Пытаясь сдержаться, чтобы не тянуть к ней руки, он закончил их предыдущую беседу, просто покинув кухню.
Он прошел всего полпути по направлению к конюшне. Но потом, как человек, у которого отняли его волю, вернулся обратно в дом, к Эве. Когда она открыла ему дверь своей спальни – он глазам своим сначала не поверил – она стояла в платье, расстегнутом настолько, что холмики ее прелестных грудей виднелись из-под ярко-желтых кружев, обнимавших их. Копна медных волос словно нимбом обрамляла ее круглое личико. И все его добрые намерения куда-то улетучились. Будто какая-то неведомая сила заставила заключить ее в объятия.
И вот теперь он стоял на крыльце – кругом темнота, хоть глаз выколи, – пытаясь собраться с мыслями, напомнить себе об опасности, подстерегавшей его на каждом шагу. Все это мучило его, не давало ему покоя. Как же избавиться от этого наваждения?
Через пять минут он увидел Неда и Джетро, выходивших из конюшни и направляющихся к пристройке. Он заставил себя сойти с крыльца, но не мог удержаться, чтобы не бросить прощальный взгляд на окно Эвы. Там было темно. Она потушила лампу. И меньше всего ему сейчас хотелось идти и обсуждать с ребятами какие-то дела. Но придется.
Эва лежала во мраке, уставившись в потолок. Подняв руку, она потрогала свои припухшие губы. Ее пальцы все еще дрожали. Воспоминание о вкусе поцелуя Чейза не покидало ее. После его страстных укусов ее губы слегка потрескались. Она закрыла глаза и представила себе его, склонившегося над ней, припомнила, что она испытала, когда он прижался к ней всем телом. Ей не нужно было зеркало, чтобы убедиться, что ее лицо все еще пылает от смущения – она и так это чувствовала. Силы небесные, он же едва не начал целовать ее грудь. Если бы им не помешали, ее сосок оказался бы у него во рту.
Волна желания захлестнула ее. Эва застонала и сжала грудь руками. Закрыв глаза, она сделала глубокий вдох. – Настанет утро, и ей придется лицом к лицу встретиться с Чейзом за завтраком, и она снова окажется во власти воспоминаний о том, что едва не произошло, и произошло бы, не помешай им вернувшиеся работники. Она еще могла бы оправдать те невинные поцелуи, которыми они обменивались раньше, но чтоб такое! Нет. Не это. Сегодня они зашли слишком далеко. Сегодня они готовы были вкусить плод запретной любви.
Она припомнила обстоятельства мимолетной связи с Куинси Лоуэллом. Этот блестящий полуджентльмен-полупроходимец был чертовски хорош собой, и его опыт игры с женскими чувствами отточился до блеска. Вне всякого сомнения, когда-то он был любимчиком учителей, об этом говорил его вид шаловливого подростка. У него была уникальная способность – заставлять женщину чувствовать себя особенной, самой прекрасной, самой любимой на свете – по крайней мере, на ночь. К сожалению, таких женщин было великое множество. Куинси, похоже, их просто коллекционировал.
Эва сопротивлялась, сколько могла, стараясь не поддаваться чарам Куинси и не попасть в его объятия и в его постель. Но, в конечном итоге, он все-таки своего добился. Добрых три месяца, прежде чем, наконец, убедил ее отдаться, он не водил других девиц в свою комнату – по крайней мере, насколько она знала. Правда, потом она поняла, что Куинси просто не способен был так долго соблюдать обет целомудрия.
