— Она настолько ржавая, что мы не посмеем ее мочить.
— Значит, снимете кандалы? — оживился он.
— Не особенно на это надейся. Только на время купания, и ты прекрасно знаешь, что такому хитрецу доверять нельзя. Так что эти парни помогут тебе, и не успеешь оглянуться, как все будет кончено.
Она снова вышла из каюты, решив ввести его в заблуждение. Поняв, что не сможет действовать связанными за спиной руками, он решит, что одному из матросов поручено вымыть его.
Габриела не вернулась, пока не услышала его вопли. Он сидел в лохани в полном одиночестве со связанными руками и ногами. Войдя, она удивленно подняла брови.
— И как, по-твоему, я должен мыться в таком состоянии, черт возьми? — возмутился он.
Габриела укоризненно покачала головой:
— Неужели мои люди настолько брезгливы, что не могут заставить себя прикоснуться к тебе?
— Откуда мне знать? — проворчал он. — Я не спрашивал.
Старательно отводя взгляд от его голой груди, она приблизилась к лохани. Если она опять начнет восхищаться его великолепным телом, ее план провалится.
— Ладно, это займет всего несколько минут, так что, будь добр, никакой девической застенчивости.
— Собираешься мыть меня? — не поверил он.
— Не вижу здесь никого другого, — парировала она, заходя ему за спину. Но сначала сняла рубашку, чтобы не намочить, предварительно удостоверившись, что он это видит. И услышала сдавленный стон.
— Габби, не…
— Что? Теперь ты становишься брезгливым? — усмехнулась она, невыразимо наслаждаясь происходящим. Иметь возможность касаться его сколько заблагорассудится под предлогом помощи? Да она сведет его с ума! Вернее, собственное желание доведет его до безумия!
Она намылила руки. Пусть между ее ладонями и его кожей не будет никакого препятствия хотя бы в виде тряпочки!
И медленно, нарочито лениво начала намыливать плечи, спину, узлы мышц на руках, под мышками, скользила вниз, доходя почти до ягодиц. Он попытался схватить ее пальцы, но она ловко увернулась, улыбаясь про себя.
Оставалось вымыть голову.
Она плеснула ему на волосы немного воды и взбила пену. Дрю застонал от удовольствия. Довольно усмехаясь, Габриела принялась массировать кожу головы и виски. Ужасно не хотелось останавливаться, но времени оставалось немного: Ричард по ее просьбе вернется ровно через двадцать минут, и не важно, закончит ли она мыть Дрю или нет. А она так погрузилась в свое занятие, что понятия не имела, сколько еще осталось.
Поэтому Габриела поспешно промыла его волосы и, прежде чем окончательно потерять самообладание, принялась за грудь. При этом она даже не обошла вокруг лохани, чтобы не смотреть в лицо Дрю. Кто знает, вдруг он обвинит ее в желании соблазнить его видом голых грудок!
Но ей пришлось опереться о его спину, чтобы дотянуться до груди. Дрю застонал еще громче, когда теплые холмики прижались к его спине, и повернул голову, стараясь дотянуться губами до ее губ. Но ничего не получалось.
— Поцелуй меня, Габби. Ты ведь этого хочешь.
У Габриель! перехватило дыхание. Видит Бог, она хотела! Безумно хотела.
Глядя на его губы, она провела рукой по его животу, спустилась ниже… И, услышав, как он охнул, прижалась к его спине еще теснее. Но тут в дверь громко постучали, предупреждая, что у нее осталось еще секунд тридцать, чтобы привести себя в порядок и взять себя в руки.
Габриела наскоро вытерлась, накинула рубашку и почти выбежала из каюты. В последний раз она позволила себе подобную глупость! И пусть она добилась всего, что хотела, безумно воспламенив его, искры того же огня больно ее обожгли.
Она часто, почти каждую ночь, видела его во сне. И не удивлялась этому, поскольку целыми днями думала о нем. Но ни один из снов не возбудил ее так, как сегодня.
Они лежали в постели на узкой койке в его каюте.
— Пора раздеваться, девушка, — пробормотал он, и она едва не засмеялась, потому что это был сон, а во сне можно делать все на свете! Но сон, лишавший ее разума. Он лежал на ней и целовал в губы. Потом снял с нее ночную сорочку, и ей тоже захотелось гладить его обнаженную кожу. Девушка ощущала такой жар и такие приятные новые ощущения между бедер, что не смела открыть глаза, проверить, правда ли это. Боялась, что иначе проснется.
А Габриела не желала просыпаться. Не сейчас. Сначала нужно узнать побольше о его ласках. Пусть он научит ее искусству любви…
Правда, это смешно. Нельзя видеть во сне то, о чем ты понятия не имеешь. Но может, именно ее страстное желание сделало его ласки такими нежными. И к тому же она успела узнать сладость его поцелуев. И во сне они были такими, как она их помнила. Хмельными, пьянящими, ошеломляющими. И его язык дерзко проникал ей в рот.
Наверное, она успела забыть что-то из того, что он обещал с ней сделать, потому что во сне все было по-другому. Она уже была обнажена: он не снял ее одежду медленно, не спеша, как обещал. Но уверил, что она будет отвечать на поцелуи. И она отвечала. Сказал, что она не сможет с собой совладать, и она даже не пыталась. Поклялся, что будет льнуть к нему достаточно крепко, чтобы ощутить всю силу его желания, и, о Боже, во сне все именно так и было!
Но все же она многое помнила из его издевок, потому что во сне позволяла целовать себя и касаться повсюду: шеи, плеч, груди. Он припал губами к соску, и ее словно обожгло раскаленной сталью, а по телу прошел озноб предвкушения. Он клялся, что она потеряет разум от желания, и, вполне возможно, так оно и было. Нет… но будет… потому что он стал скидывать одежду… О, не важно, в каком порядке. Главное, чтобы он сделал с ней все, что намеревался!
Дрю стал лизать ее соски. Тогда только от его слов они съежились и затвердели. Совсем как сейчас. Потом лизнул пупок… Живот, горячее, влажное местечко между ног. О Боже, сколько наслаждения! Он действительно сведет ее с ума, нет, погодите… откуда все это взялось! Она многое знала о любви, но только не это.
Габриела медленно приходила в себя, стряхивая остатки сна, но он снова стал целовать ее в губы, успокаивая и ободряя. И она твердо помнила, что это сон, всего лишь сон. Он прикован цепью и не может оказаться с ней в одной постели.
И тут ее пронзила острая боль, унесшая всякое подобие сна и сладких грез. Она уставилась в лицо Дрю Андерсона, освещенное мягким сиянием лампы, и понимала, что он снова это сделал!
И на этот раз погубил ее по-настоящему. Непонятно, как умудрился освободиться, но сейчас лежал на ней, в ее постели. На обоих не было ни единой нитки… и он только сейчас похитил ее девственность!
— Господи, что ты наделал! — ахнула она, отталкивая его. — Как ты…
— Ш-ш, я только хочу подарить тебе наслаждение, — жарко прошептал он, и даже сквозь охватившую ее панику что-то шевельнулось в ней.
