Но он не лицемер. Если брат замешан в чем-то незаконном, он не может относиться к нему иначе, чем к любому другому преступнику, которого привел в суд за все эти годы.
Плохо только, что он не уехал до чертовой охоты.
Гнев вспыхнул снова, и Бенедикт едва сдержался, чтобы не всадить кулак в ближайший неодушевленный предмет. А особенно сильно он хотел отделать того бесчувственного мерзавца, который развязал войну в Хартфорд-Холле. Но он еще доберется до брата…
Предательство огнем жгло внутренности. Посвятив столько лет защите британских граждан и национальной безопасности, он не ожидал, что собственный брат пустит на ветер то, что ему дорого. Генри превыше всего ставил собственную выгоду. Но почему? У него уже были титул, огромные поместья, несколько домов и множество слуг. И если даже он терпел убытки, это легко могли исправить хороший управляющий и некоторая экономия. А на крайний случай имелось множество богатых наследниц, которые были бы счастливы пополнить его сундуки в обмен на титул графини.
Бенедикт представил старшего брата, усыпанного драгоценностями, модно одетого, покупавшего лучших лошадей и экипажи, наполнявшего винный погреб и шкафчики для спиртного самыми старыми и тонкими винами. И с отвращением подумал, что Генри никогда ничем не жертвовал ради блага окружающих, особенно ради бедных арендаторов его земель. Он никогда не откажется от собственного комфорта из необходимости или обязательств.
Бенедикт с мрачным лицом и сердцем, казалось, высеченным из крошившегося мрамора, посмотрел другу в глаза:
— У меня нет выхода, Ричард. Брат должен заплатить за свои преступления.
Ричард тяжело вздохнул:
— Делай, как считаешь правильным. Подожди, пока стрелявший в Эви негодяй придет в себя, и допроси его. Попроси у Данли все, что тебе понадобится. И возьми Брута. Он будет служить тебе, пока не вернешь Самсона.
Он встал и подошел к Бенедикту. Тот прочел в его лице колебания и нерешительность. Наконец Ричард откашлялся.
— Что бы я ни испытывал к тебе в этот момент, надеюсь, ты уцелеешь.
— Значит, нас уже двое, — невесело улыбнулся Бенедикт.
«Больше всего я сожалею о том, что не могу вас встретить, но время моего отъезда выбрано не мной. Сможете ли вы когда-нибудь простить меня?»
Из письма Хастингса Эви, брошенного в камин еще до того, как был написан адрес
Эви, возможно, в сотый раз за последний час смотрела на массивную, раздражающе неподвижную дверь. Почему брат не пришел к ней? Прошла целая вечность с тех пор, как Ричард и Бенедикт исчезли в конюшне, и ей не терпелось узнать, что произошло между ними.
Она то и дело вертела головой, потому что шея затекла после сна на сиденье-подоконнике. Возможно, она спала бы еще, если бы горничная не разбудила ее и, хлопоча, как мать-наседка, не помогла лечь в кровать. Эви взяла с Морган слово ничего не говорить маме и попросила позвать Ричарда.
Очень трудно было подавить желание самой найти брата, поскольку тот не собирался отвечать на ее зов.
Эви терпеливо выдохнула и попыталась сосредоточиться на книге… в который раз. Но вот уже полчаса смотрела на одну и ту же страницу и понятия не имела, что на ней напечатано.
Наконец в дверь тихо постучали. Эви отбросила книгу:
— Войдите.
В приоткрытую дверь просунулась рука Ричарда, махавшая белым платком.
— Я пришел с миром.
Несмотря на мрачный голос, его проделка заставила Эви фыркнуть.
— Заходи! — крикнула она, покачивая головой.
Он направился к кровати. Лицо было усталым и напряженным, но он умудрился растянуть губы в подобии улыбки. Подвинув стул, он сел так, что колени почти касались матраца.
— Эта повязка — новый крик моды. Думаю, многие последуют твоему примеру.
Она улыбнулась неуклюжей попытке развеселить ее.
— О да, и к тому же обрамляет лицо, не находишь?
— Да. Очень красиво.
Он слегка подался вперед.
— Как ты себя чувствуешь?
— Ужасно. Все ноет.
— Полагаю, этого следовало ожидать. Хорошо еще, что сейчас здесь не так жарко.
— Да, мне гораздо удобнее.
Воцарилось неловкое молчание. Она не знача, как спросить его о разговоре с Бенедиктом.
«Я подглядывала за вами и заметила, что вы с Бенедиктом спорили. В чем дело?»
К тому же она так злилась на брата во время последней встречи. Гнев все еще не угас, но в этот момент все перевесило любопытство. Любопытство в списке ее качеств всегда стояло на первом месте. Она слегка улыбнулась и потянулась к его руке.
— Я сама себе кажусь хромым цыпленком в клетке. Что происходит в большом мире? От Бенедикта нет известий?
Как она ни старалась, голос не звучал так небрежно, как хотелось бы. Более того, явно выдавал ее волнение.
Мышцы вокруг глаз Ричарда напряглись. Он стиснул ее руку. Все следы веселости напрочь исчезли.
— Он уехал. Нет нужды беспокоиться о нем. Сомневаюсь, что вы когда-нибудь встретитесь.
Превосходно. Идеально. Именно то, что она надеялась услышать.
Она коротко кивнула и мысленно сняла с себя всякую ответственность за этого человека. О, кого она пытается одурачить? Если эти слова она мечтала услышать, то почему разрывается сердце? Если она действительно не желает видеть его, то вряд ли при упоминании этого имени по спине прошел бы озноб.
Но если Ричард говорит правду, он не вернется.
Никогда.
Ну конечно, нет: зачем ему возвращаться? Они едва знакомы, если не считать переписки, и к тому же страшно представить, сколько неприятностей Бенедикт доставил ее семье!
Эви вспомнила об их скачке по землям поместья… о руках, сжимавших ее талию, снимавших с лошади… и задержавшихся минутой дольше, чем следовало бы. Ее пальцы зудели при мысли о том, как вчера его дыхание ласкало ее кожу… когда они сидели под звездами.
А ведь были еще и его сладостные и безумно страстные поцелуи!
Она сжала кулак и, не удержавшись, спросила:
— Куда он направляется?
Ричард немного помолчал, глядя в окно на сгущавшиеся сумерки.
— Собирается найти брата.
Эви свела брови.
— Графа? Какое отношение имеет к этому граф?
Неужели эта история с французом тоже ложь?
— Очень большое.
Ричард снова подпер ладонью подбородок.
— Все это очень сложно. Да, Бенедикт лгал нам, но он прошел через тяжкое испытание и хотел немного отдохнуть, чтобы решить, что делать дальше. Он понятия не имел, что приведет беду к нашему порогу.
Она ощутила, как из горла рвется истерический смех.
— Беду? Никакой беды. Небольшой несчастный случай, вот и все. Царапина и вывихнутое плечо. Ничего страшного!
