Этьен пожал плечами:
– Допускаю, что можно развлечься, рассказывая красотке небылицы и наблюдая за ее терзаниями. Но у меня на примете есть и другие способы, которыми можно воспользоваться, чтобы отпугнуть ее.
– Нет! – настаивал Франсуа. – Мы сделаем, как я говорю. Если не сработает, испробуем что-нибудь еще.
– Как хочешь. Но как, по-твоему, я стану рассказывать все эти басни, если твой дядя постоянно крутится возле нее?
Франсуа помрачнел.
– Не знаю. Дождись, когда он выйдет из дома.
– А может, он не выйдет в ближайшие несколько дней?
– Сам-то я не могу этого сделать, значит, сделаешь ты! – прошипел Франсуа. – Она меня знает и не поверит ни единому моему слову. А тебя никогда не видела. Ни в коем случае не называй ей своего имени, иначе дядя Рене сразу поймет, что это дело моих рук, если она расскажет ему о вашем разговоре.
Этьен пришел в замешательство:
– Не знаю, что и сказать, Франсуа. Твой план мне не очень нравится.
Франсуа вскочил и смерил Этьена угрожающим взглядом.
– Слушай, ты, болван. Если меня арестуют за это убийство, я потяну за собой и тебя, и Алсида, не сомневайся. Все знают, что вы в этом замешаны. Так что, если хочешь уберечь свою шею, делай, как я говорю.
Этьен побледнел.
– Ладно, сделаю все, что смогу.
– Прекрасно! Тогда приступай прямо сейчас.
Этьен быстро поднялся.
– И знаешь что, Этьен? Ничего не говори Алсиду. Он не умеет держать язык за зубами, особенно если его хорошенько прижать.
– Не беспокойся, не скажу. – И Этьен вышел из комнаты.
– Я не хочу потерять свое состояние, – пробормотал себе под нос Франсуа. – Скорее убью эту суку, чем позволю ей завладеть папашиными деньгами.
И в подтверждение своих слов он раздавил в руке розовый бутон и рассыпал по полу лепестки.
Элина просыпалась очень медленно. Она никак не могла заставить себя открыть глаза. Сначала девушка чувствовала только странное ощущение напряженности между ног. Вдруг кто-то заворочался рядом с ней, и Элина тихонько вскрикнула от испуга. Она медленно повернулась на бок и взглянула на мужчину, с которым делила постель. Рене безмятежно спал, и лицо его во сне казалось почти мальчишеским. Ее глаза с любовью задержались на точеной линии его подбородка, строгих полных губах. Девушка хотела пригладить его волосы, но передумала, опасаясь разбудить его.
Как только он проснется, ей придется встретиться с ним лицом к лицу, а она не была уверена, что готова к этому. Она все еще не могла поверить, что отдалась человеку, считавшему ее лгуньей и мошенницей, способной на любой обман.
«Но теперь он знает правду! Знает, что Алекс был моим братом. Теперь он должен мне верить!».
Что Алекс был ее братом, он поверит. Но как убедить его в том, что и она, и Алекс – Ванье?
Выражение тревоги исчезло с лица Элины, когда взгляд девушки остановился на его руках. Они так нежно и в то же время страстно ласкали ее.
Рене пошевелился, и девушка затаила дыхание. Но он не проснулся, лишь повернулся к ней спиной.
Элина выскользнула из постели, с огорчением заметив испачканные кровью простыни. Но оплакивать потерянную девственность ей почему-то не хотелось. Она с восторгом вспоминала то наслаждение, которое испытала, отдавшись Рене. После всего пережитого это был неожиданный и бесценный дар.
Она посмотрела в зеркало и увидела, что нисколько не изменилась.
«И все же я теперь другая», – грустно подумала девушка, обмакнув кусок ткани в теплую воду в тазу и смывая кровь.
Элина подобрала разбросанную одежду, нашла сорочку, панталоны и юбку. Блузку и корсет Рене подмял под себя. Надев нижнее белье и юбку, девушка накинула рубашку Рене в надежде, что та прикроет достаточно глубокий вырез ее жакета для верховой езды. Затем она натянула жакет и сапоги и вышла через открытую дверь в свою студию.
Спускаясь по лестнице, Элина слышала, как слуги суетятся в столовой. Моля Бога, чтобы никто не заметил ее и не разбудил Рене, она осторожно пробралась к парадной двери. Ей нужно было выйти из дома и где-нибудь в укромном месте поразмышлять.
Выбравшись наружу, она с облегчением вздохнула. К счастью, на лужайке перед домом никого не было. За считанные минуты она была уже в одном из многочисленных уединенных садов, по которым ее водил Рене.
День выдался теплый, слишком теплый для запоздалой весны. Надвигалась гроза. Воздух стал влажным. Элина подумала, что при такой погоде в Крев-Кёр дул бы сильный холодный ветер.
Внезапно она затосковала по ферме в Крев-Кёр. Ей захотелось очутиться там в те времена, когда мама и брат были еще живы. Она хотела вернуться в невинность своего детства. Не знать, что отец был двоеженцем. Что ее тело способно предать ее самым постыдным образом.
При этой мысли она неосознанно дотронулась до своих губ, еще хранивших сладкие воспоминания о поцелуях Рене.
Пути назад нет. Эта-мысль наполнила ее грустью. Но в то же время она чувствовала себя восхитительно обновленной, как бы родившейся заново, как будто часть ее, которая всегда была скрыта, вдруг показала свое лицо. Внезапно горькая мысль поразила ее. Отец намеревался лишить ее этого чудесного наслаждения. Он не позаботился о том, чтобы она вышла замуж, имела детей. Девушка с трудом сдерживала слезы. Как мог он желать такой жалкой участи своей единственной дочери?
Элина в смятении бродила по саду, как вдруг пришедшая в голову мысль поразила ее в самое сердце. Какую участь готовит ей Рене? Теперь, когда она отдалась ему, не предполагает ли Бонанж, что Элина станет играть роль его любовницы, рабыни, которую он будет содержать, пока ему не надоест? Неужели у нее не будет ни мужа, ни семьи, никого, о ком бы она заботилась?
Возможно, она смогла бы вынести даже это, если бы знала, что Рене любит ее. Но за все время, пока они занимались любовью, ни одного слова о любви не вырвалось из его уст. Ласковые нежные слова – да, но никаких клятв, никаких обещаний. В одном из углов сада стояла до смешного неуместная статуя нимфы. Она вся была покрыта водорослями, очевидно, давно забытое сокровище мадам Бонанж. Глядя на статую, Элина смутно припомнила сказанные Рене слова, что она не нимфа, а богиня. Именно в этом и состояла проблема. Для него она была красивой статуэткой, игрушкой, которую не стыдно выставить напоказ, нарядив в дорогие платья и украсив драгоценностями. Пока она находится в его руках, она лишена права решать свою судьбу. И когда она надоест ему – а это когда-нибудь непременно случится, – он бросит ее, выставит вон.
Нет, сказала она себе, Рене никогда так не поступит. Теперь, когда он знает правду, он позволит ей самой решать свое будущее. Если он не до конца верит ей, пусть сам доискивается правды.
