Двигаясь быстрым шагом, она повернула направо и скрылась в тени крытой колоннады, которая вела к парку.
Убедившись, что с террасы ее не видно, Ребекка замедлила шаг. Это место ей всегда очень нравилось. Мягкий солнечный свет, брезживший сквозь плотное переплетение виноградных лоз, приятный аромат цветов – все это действовало успокаивающе. Желая побыть в одиночестве, Ребекка часто приходила сюда посидеть на скамейках, установленных через равные интервалы по всей галерее. Однако сегодня она чувствовала потребность зайти подальше.
Дойдя до конца портика, она подняла зонт и вышла на теплое весеннее солнце. Может быть, если погулять подольше, это солнечное тепло проникнет ей внутрь, где постоянно царил холод.
Арман вышел на террасу как раз в тот момент, когда Ребекка свернула в направлении крытой галереи. Он остановился и внимательно смотрел ей вслед до тех пор, пока ее стройная фигурка не скрылась за зеленью.
Ему хотелось спросить, куда это она пошла, но очень трудно так вот просто взять и спросить, поэтому он произнес совсем другое:
– Я видел, что Люти благополучно прибыла и Дупта уже знакомит ее с хозяйством.
– Да, – отозвалась Фелис. – Я только что сказала Ребекке и Маргарет, что чувствую огромное облегчение. Люти позволит мне сбросить с себя огромную ношу.
– А вы как себя сегодня чувствуете, Маргарет? Маргарет подняла на него удивленные глаза:
– Как всегда, прекрасно, Арман. Очень любезно с вашей стороны, что вы беспокоитесь о моем самочувствии. Но я действительно уже окрепла.
– Замечательно. – Арман слегка покачнулся на каблуках и небрежно заметил: – Я сейчас видел, как кто-то прошел на галерею. Это была Ребекка?
– Да, – ответила Фелис. – Ей захотелось немного прогуляться.
– Понятно. А я, пожалуй, вернусь к работе. Мне нужно сделать кое-какие расчеты для Жака. Хочу закончить до его приезда из Бофора. Увидимся за чаем.
Арман вошел в дом и едва слышно рассмеялся хриплым горьким смехом: «Господи, какой же я лицемер! Крутился вокруг матери, задавал шпионские вопросы – так хотелось знать, куда пошла Ребекка. Городил всякую чушь, а сам только и думал, чтобы побежать вслед за ней. Спрашивается, куда все это меня заведет?»
Однако с каким бы презрением ни относился он к своим намерениям, это не помешало ему ринуться через весь дом к задней двери, чтобы сократить путь, и дальше, через прилегающий к кухне сад, к выходу из крытой галереи. «В конце концов, мне ничего особенного не надо – только посмотреть, по какой аллее она пошла. Если я не успею, потом найти ее в парке будет невозможно», – думал он.
Арману повезло. Очевидно, Ребекка пошла медленнее, поскольку, достигнув конца галереи, он заметил на центральной аллее мелькание ее зонтика.
Почувствовав невероятное облегчение, он замедлил шаг и, стараясь оставаться незамеченным, последовал за ней.
Глядя на ее зонтик, как он подпрыгивает вверх и вниз, Арман старался не думать о том, что делает. Однако краем сознания он все понимал. Арман шел и вел мучительный диалог с самим собой:
– Ведь Жак твой брат, а Ребекка его жена.
– Да, но она жена ему только на словах.
– Это не имеет значения. По закону, она его жена, и он ее любит. Я знаю, чего ты хочешь. Если ты это сделаешь, то нанесешь ему ужасную рану.
– Я не хочу причинять ему боль! С тех пор как умер отец, мы стали намного ближе, чем когда-либо прежде. Я знаю, если это случится сейчас, ему будет больно вдвойне. Но как быть с Ребеккой? Она несчастна. Это видно любому.
– Не твое дело.
– Нет, это мое дело. Она неравнодушна ко мне. Я знаю. Это можно прочитать в ее глазах. Я ощущаю теплую, сладостную волну, которая омывает ее и меня.
– При чем тут волна, спрашивается, когда то, что ты задумал, подло. Ты всегда считал себя человеком чести и гордился этим. А разве это дело чести – гоняясь по парку, подсматривать за женой брата, как заурядный волокита?
– Неправда! Я старался избегать ее. Старался. Ты знаешь, сколько я положил на это сил, но, черт побери, я ничего не могу с собой поделать!
Арман со всей силы ударил себя кулаком по бедру, надеясь, что боль наконец отгонит этот надоедливый голос, не дававший ему покоя, и на мгновение потерял ее из виду. Но потом за деревьями голубым пламенем снова вспыхнул ее зонтик, и он увидел, что Ребекка повернула к одному из старых павильонов, совершенно не заметному со стороны аллеи, поскольку весь он был увит диким виноградом и окружен разросшимся кустарником. От мысли, что сейчас, через несколько минут, он окажется наедине с ней в первый раз с того самого случая на холме у разрушенного дома, его сердце застучало от немыслимого восторга.
На вид павильон казался хрупким. Войдя в него, Ребекка оперлась спиной на одну из угловых колонн.
Было видно, что за ним уже давно перестали следить – дерево во многих местах подгнило, – но этот павильон был самый уединенный из всех, какие знала Ребекка. Кроме того, она считала его очень красивым.
Со стен уже давно осыпалась белая краска. Омытое дождями, выжженное солнцем дерево, из которого он был построен, приобрело мягкий серый оттенок, благодаря чему павильон сливался с окружающими деревьями и растениями и казался частью природы, как будто он не был построен, а вырос здесь.
Окруженный деревьями и кустами, скрытый за высокой травой, он казался зеленой пещерой. Сверху через густой навес листьев и остатки тонкой штукатурки проникало солнце, так что внутри он весь был испещрен крапинками бледного света.
Ребекка закрыла глаза и постаралась расслабиться, прислушиваясь к звукам: шелесту листьев, вскрикам белок и щебетанию птиц. О, дивные переливчатые весенние мелодии, сливающиеся в веселый хор! Какая это прелесть! Но странно, птичьи рулады навевали на Ребекку грусть. Да, пришла весна, да, вся природа пробуждается к жизни, но внутри у нее была поздняя осень.
Видимо, Ребекка действительно расслабилась, потому что из-под прикрытых век начали медленно скатываться слезы.
Треснуло дерево, как будто сломался сучок, скрипнула половица, и она открыла глаза. Перед ней стоял Арман. Он просто стоял и смотрел на нее, не делая никакого движения, чтобы подойти ближе. Его взгляд был прикован к ней.
Эти глаза… в них было что-то особое, интимное, настолько важное для нее, что Ребекка не могла оторваться от них. Внутри начал подниматься пенящийся восторг. Ребекка часто задышала, но все равно воздуха не хватало.
– Ребекка! – Он сделал к ней шаг.
Слово это было одновременно и мольбой, и приказанием. Ребекка поняла, что не станет его останавливать. Пусть подходит ближе. Он может даже прикоснуться к ней. Он может даже…
