Элоиза Джеймс - Вкус блаженства

– Тридцать четыре года – прекрасный возраст для мужчины.

Больше всего Джози раздражало то, что Мейн держал ее за руку, словно семилетнюю девочку... И тем не менее эта безумная загадочная ночь кое-что прояснила: она желала Мейна.

Это был ужасный, пугающий голод, странное и смущавшее ее чувство из тех, что заставляют женщину плести брачные сети.

– Мейн! – Джози наконец приняла решение.

– Гаррет, – поправил он и с отсутствующим видом рассыпал розовые лепестки у ее ног.

– Я... – сказала Джози, сделав паузу, чтобы слова ее прозвучали более впечатляюще. – Я virgin immaculata.

Некоторое время граф смотрел на нее, бессмысленно моргая.

– Вот как?

Джози усмехнулась:

– Разве это не замечательно?

– Замечательно?

– Ну да, я так подумала.

– Звучит действительно впечатляюще: непорочная дева!

На лице Гаррета застыло странное выражение, будто он собирался расхохотаться.

– Ты огорчен таким поворотом дела?

– Пока не знаю. Обычно выражение «непорочная дева» относят к Пресвятой Деве Марии, рожденной вне первородного греха.

На мгновение наступило молчание.

– Впрочем, я всегда думал, что женюсь на святой, – весело продолжил Мейн; ситуация его явно забавляла. – Ты даже представить не можешь, как счастлива будет моя мать! Тебе известно, что она аббатиса?

Джози невольно захихикала.

– Ты женишься на святой! – пробормотала она, задыхаясь от смеха. – Но ведь бывают вещи еще более странные.

Гаррет поднял с земли горсть розовых лепестков и осыпал ими ее волосы.

– Тем не менее нынче ночью ты больше похожа на язычницу, так что я был бы весьма удивлен, если бы Господь избрал тебя, дабы ты произвела на свет его дитя...

Смех Джози замер, когда шелковистый розовый лепесток заскользил по ее щеке.

– Но у меня на уме нечто иное: я собираюсь сохранить тебя для собственного наслаждения.

– Ты не знал правды, – возразила Джози. – Ты думал, что я не девственница, а я...

– Бросила лопату навоза в человека, который собирался напасть на тебя.

Джози кивнула:

– Теперь, узнав правду, можешь аннулировать наш брак.

– Чтобы ты вышла за какого-нибудь Скевингтона или Толлбойза? – поинтересовался Мейн.

Джози молчала; правда была скрыта глубоко в ее сердце, и сейчас она не хотела ее признавать. Наверняка ей было бы ужасно затруднительно полностью открыть свое сердце в темноте спальни, но на теплом вечернем воздухе тело ее стало податливым и прекрасным, все его изгибы – соблазнительными и властно влекущими. Глаза Мейна снова и снова признавали это, даря ей обещание грядущих восторгов.

– Слишком теплый вечер. – Джози расстегнула следующую пуговку ночной рубашки.

Глаза Мейна внимательно следили за этими движениями, потом его взгляд переместился на ее лицо. В его глазах Джози прочла нечто загадочное, а когда губы графа сложились в едва заметную усмешку, Джози мгновенно вспомнила, сколько побед на его счету, скольких женщин он соблазнил. Что касается ее опыта, то его просто не было.

Зато нынешней ночью ей ворожил сам Дионис, нашептывая на ухо нужные слова.

Распрямившись, Джози встала и направилась к низкой стене, потом обернулась и посмотрела на Мейна.

Граф тоже поднялся на ноги – он никогда не позволил бы себе сидеть в присутствии женщины, – однако он остался стоять, опираясь спиной о статую дельфина. Ресницы затеняли его глаза так, что Джози не могла видеть их выражения, и тем не менее она ощущала себя так, будто на ней не было ничего, кроме прозрачной паутины.

– С каждым мгновением ты все больше походишь на менаду, – заметил Мейн, не двигаясь с места.

Надо найти к нему ключ, подумала Джози: если Мейн хочет ее соблазнить, то сейчас для этого самый подходящий момент.

– Если у тебя есть желание поухаживать за мной, – вежливо произнесла она, – можешь начать прямо сейчас.

Мейн от души рассмеялся.

– Видите ли, мадам графиня, если бы я сделал попытку и она оказалась успешной, мы уже не смогли бы аннулировать наш брак.

С каждым мгновением отвага Джози крепла – возможно, оттого, что вокруг царила тишина, и еще от странного ощущения своей власти.

Потянувшись к мужу, Джози приблизила губы к его губам. Внезапно у нее возникло ощущение, будто опытом обладает именно она, и тут же ее руки обвили его шею. Она испытывала радость оттого, что ее груди вплотную прижаты к нему, словно груди языческой богини, прекрасной, совершенной, изысканной.

Мейн застонал под нажимом ее губ.

– Гаррет, – прошептала Джози, и воздух словно взорвался золотыми искрами, разлетевшимися во все стороны. – Это небольшое строение в углу тоже принадлежало твоей тетке?

– Джози, ты совершенно уверена, что хочешь это знать? – Внезапно Мейн почувствовал огромную ответственность, которая вот-вот свалится на его плечи. – Скевингтон собирается просить твоей руки, и мой дядя может стереть запись о нашем браке из своих книг; тогда тебе не придется выходить за мужчину тридцати четырех лет, спавшего со столькими женщинами. Много лет назад он сбился с пути и пока так и не обрел его.

– К счастью, я знаю, как это сделать.

– Что?

– Обрести искупление.

Он поднял бровь.

– И как же?

– Поскорее пасть к моим ногам. Знаешь, чего я хочу больше всего на свете, Гаррет? – Она выпростала его рубашку из бриджей. – Я хочу быть желанной.

– Ты уже желанна! – Голос графа внезапно охрип. – Ты пробудила меня к жизни. Возможно, в моем возрасте говорить это глупо, даже смешно, но это правда.

– А Сильви?

Мейн опустил голову.

– Я был влюблен в нее, это правда.

– Был влюблен или все еще влюблен? Ты стал бы снова добиваться ее, Гаррет, если бы она намекнула, что готова начать все сначала?

Мейн медленно поднял взгляд:

– У нас с Сильви нет общего будущего.

Из этого следовало, что он все еще в нее влюблен, но Джози попыталась справиться с этой болью и отрешиться от нее.

– В таком случае ты должен забыть о своей короткой помолвке и спрятать воспоминания о ней в ящике на чердаке.

Джози почувствовала, что Мейн готов рассмеяться еще до того, как услышала его смех.

– Будет ли мне позволено время от времени навещать чердак?

– Возможно. Иногда я буду находить тебя там в полумраке и смотреть, как ты развязываешь линялую голубую ленту, которую Сильви когда-то носила в волосах.

– Восхитительная картина, – признал Мейн.

– Я тоже так считаю! – Джози тут же прониклась духом воображаемой сцены. – Ленту, которая была на ней в ночь вашего первого поцелуя, ты станешь носить возле сердца, а когда ты испустишь дух и мы будем тебя с пышностью хоронить, я, найдя эту ленту, пожелаю ее выбросить...