— Госпожа, он говорит о волчицах из публичного дома, — Сира решила помочь разобраться.
— Ага, я так и сказал. Привели, значит их всю кодлу из этого волчатника, и мамку ихнюю разом. Те и узнали. «Жмых это, точно» — говорят, — после этих слов паренек расплылся в широкой улыбке и, глядя на Сиру, продолжил, — Я сам видел эту бошку на воротах Субуры. Как жива, только бледная и губы синие.
Он явно хотел произвести впечатление на ее служанку. Сиру такое ни разу не смутило.
— Я такие бошки в Антиохии видела десятками.
— Да ладно… Я еще вызнал один секрет. На рынке форумском рабыня мясника мне шепнула. Короче, того самого дружбана, который голову притащил, тоже повязали.
— Ему не заплатили обещанной награды? — Атилию такое удивило.
— Та не. Заплатить то заплатили. Отсыпали серебра прямо при всех на площади. А после, та самая мамаша из волчатника, префекту стуканула, мол видела, как тот пырнул одного шишкаря. И его втихаря повязали и повели на крытую.
— Стоп! Я тебя через слово не понимаю. Кто кого стукнул, кого повели, чем накрыли? Ты можешь нормально говорить?
Парень стушевался и, обиженно, замолчал. Он с надеждой посмотрел на Сиру.
— Госпожа, он сказал: разбойника, принесшего голову главаря, арестовали. На него донесли, что он зарезал кого-то из знатных. Его увели в тюрьму, так чтобы никто не видел.
— Ну, а я же так и сказал!
— Откуда рабыня мясника об этом знает?
— Да, ясное дело — служанка префекта у них берет мясо для стряпни хозяину. А хахаль еешний писарем у самого префекта.
— Все. Ты меня утомил своей болтовней. Хватит на сегодня сплетен. Вот тебе сестерций за хорошую весть. Теперь в городе будет меньше разбойников.
— Ха, госпожа, да вы наивны. Свято место пусто не бывает. А за монетку благодарствую.
Она спрятал деньги за щекой и вышел.
Атилия понимала, что вместо Жмыха и его дружков появятся другие, со временем. Только именно тот, чья голова висела на арке Субуры, не сможет теперь отомстить Германусу. Это ее успокаивало.
После этой новости ничего особенного не происходило. Если удавалось выбраться, Атилия полдня проводила в термах. Занималась гимнастикой, а после наслаждалась баней. Народу тут поубавилось. Когда раскрылось, что предыдущий управляющий подглядывал и подслушивал — знатные девушки стали реже сюда ходить.
Дни, в которые не удавалось выйти в термы, тянулись монотонно. Вместе с Сирой они пряли и ткали покрывало с узором. Решили подготовить подарки — она для Антиноя, Сире поручила соткать в благодарность посыльному. И сама же, от нечего делать, подшучивала над ней за это. Служанка надувала губы и обижалась. Атилию такое немного забавляло.
По ночам, когда не могла уснуть, часто вспоминала Германуса. Особенно поцелуй с ним. Она не должна была такое допустить. Если бы кто-нибудь узнал — последствия оказались бы не предсказуемыми. Атилия не собиралась так с ним целоваться, думала, просто чмокнуть на прощание. Вышло совсем не просто.
Лежа в постели, в ночной темноте, она дотрагивалась до своих губ. Медленно водила, едва касаясь, кончиками пальцев. Старалась вспомнить те ощущения. Иногда, почти удавалось, и это казались непередаваемо волнительные и приятные моменты.
Поделиться таким она ни с кем не смела. Даже произносить вслух его имя — означало выдать себя. Но и не думать о нем долго не получалось.
Так прошло две недели.
Однажды, когда они с Сирой собирались в термы, прибежал их посыльный. Видно очень торопился, дышал тяжело, как после бега.
— Госпожа, Атилия, — сказал он, едва не задыхаясь, — Вас просит к себе император. Готовьтесь, я вас провожу.
В огромном кабинете Адриана оказалось пусто. Только у входа стояли два высоких преторианца. Они без труда ее впустили. Сира и паренек посыльный остались на скамье в длинном коридоре с колоннами.
В самом кабинете тоже были колонны и высокий потолок. Писарь кивнул ей в приветствии, и стал к своей тумбе из мрамора.
Император вошел через другой вход. Его сопровождали два чиновника со свитками, и несколько офицеров из гвардии.
Он подошел прямо к ней и взял за плечи.
— Приветствуя тебя, дорогая.
Она поклонилась в ответ.
Адриан расположился в высоком кресле за массивным дубовым столом с большими резными ножками. Ее пригласил сесть рядом в кресло поменьше. Все кто его сопровождал стали в линию по правую руку.
— Не переживай, Атилия, — старался успокоить ее августейший, — Это не займет много времени. Сам хочу закончить поскорее.
Она попыталась улыбнуться в ответ. Получилось не очень. Что за дело такое даже представить себе не могла. Перебирала в голове разные догадки. Может связано с ее покойным мужем, или что-то касаемо гладиаторов.
Когда вооруженные гвардейцы завели двух мужчин, ей стала понятна суть дела. Она узнали их сразу, хоть и видела всего один раз в жизни. Это были те самые два сенатора, что пытались требовать оплатить выигрыш за ставки на гладиаторский бой.
Преторианцы поставили их посредине кабинета.
— Представьтесь, — потребовал один из чиновников, — император начинает свой суд.
Сначала представился тот у которого было два подбородка. Он говорил пафосно и высокомерно. Стал перечислять своих предков, их заслуги и регалии.
Император кашлянул, и чиновник потребовал у сенатора замолчать.
— Называй только свое собственное имя, без должностей и прочего. Это все есть в протоколе.
Тот представился и обиженно выпятил губы.
Его приятель вел себя гораздо скромнее. Он поклонился и назвал себя.
— Вы знаете, по какому поводу вас сюда вызвали? — сухо спросил все тот же чиновник.
— Да, я хочу получить свои законные деньги от этой… вдовы, — показал пальцем на Атилию сенатор с двумя подбородками.
Глава 21
Эктору удалось сбежать.
Он сам не понял, как это произошло. Может, слишком много стало узников в той маленькой незаконной тюрьме. Оказалось, в ней всего один надзиратель и пара охранников на входе. К нему никого не добавили, но он слышал разговоры в других
