— Открывай дверь! Да поживее.
Она выпрямилась и прошла к двери. Маркус ворвался внутрь и защелкнул замок. Какое-то время постоял, всматриваясь в темноту.
— Проклятие! — очень тихо пробормотал он. — Здесь все перерыто.
Ифигиния уставилась на разгромленную комнату:
— Что, по-твоему, здесь случилось?
— Не знаю. — Маркус проследовал к узкой лестнице, ведущей в жилые комнаты на второй этаж. — Жди здесь. Хочу взглянуть, что творится наверху.
Не обращая внимания на его слова, Ифигиния поспешила за ним вверх по ступенькам и остановилась перед дверью в крошечную приемную.
Здесь все было в полном порядке. Откидная крышка столика секретаря плотно закрыта. Вся мебель на своих местах. Никаких бумаг на ковре.
— Похоже, эту комнату не тронули, — решила Ифигиния.
— Да. — Маркус повернулся и прошел по холлу. Ифигиния — за ним.
Вместе они осматривали одну за другой маленькие, уютно обставленные комнатки. Вместе поднялись на самый верхний этаж. Но когда Маркус положил руку на ручку двери спальни, Ифигиния внезапно почувствовала ужас.
— Маркус?
— Я войду первым.
Он открыл дверь и замер на пороге. Ифигиния попыталась заглянуть внутрь через его широкое плечо, но увидела только серые юбки и пару высоких шнурованных туфель, почему-то лежащих на полу.
— О Господи! Неужели?..
— Без сомнения. Стой где стоишь!
На этот раз она повиновалась. Молча смотрела, как Маркус приблизился к телу, остановился и присел на корточки, чтобы получше рассмотреть мертвую.
— Ее застрелили, — сказал он наконец и дотронулся до пальца холодной безжизненной руки.
— Она…
— Мертва. — Он поднялся на ноги. — Думаю, прошло уже несколько часов.
Внутри у Ифигинии все сжалось. Она стремительно отпрянула от двери, судорожно хватая ртом воздух.
Маркус вышел из комнаты. Сочувственно посмотрел на несчастную Ифигинию:
— С тобой все хорошо?
Она поспешно кивнула:
— Да… Думаю, да.
— Тогда пора уходить. Давай-ка побыстрее удалимся отсюда. Не хватает только, чтобы нас застали в комнате убитой.
Он взял ее за руку и потащил вниз по лестнице.
— Ты считаешь, миссис Вичерлей стала жертвой грабителя? — спросила Ифигиния.
— Нет, — уверенно ответил он. Остановившись на пороге, еще раз осмотрел гостиную. — Тогда бы вор забрал серебряные канделябры и другие ценные вещи.
— Что же здесь случилось?
— Пока не знаю, но у меня есть одно предположение.
— Какое?
— Подозреваю, миссис Вичерлей была вымогательницей и твоя тетка и моя подруга стали не единственными ее жертвами… как и мы не единственные, кто вышел на агентство «Вичерлей».
— Думаешь, кто-то еще приходил сюда после визита мистера Мэнваринга?
— Пожалуй. Логично предположить, что миссис Вичерлей убил кто-то из ее жертв.
— А после обыскал ее бумаги, пытаясь обнаружить сведения, которыми она шантажировала?
— Да.
— Маркус, это просто блестяще! Все становится на свои места! — Ифигиния вдруг нахмурилась. — И следовательно, самое худшее уже позади.
— Очень вероятно.
Казалось, она должна была бы испытывать радость и облегчение. В конце концов, тайна тети Зои в полной безопасности. Но теперь можно прекратить поиски вымогателя, а значит, исчезает и повод для продолжения игры в любовницу графа Мастерса.
В семь часов вечера, сидя за своим рабочим столом в лаборатории, Маркус бился над вопросом, как сделать любовницу женой.
«Вот уж не думал, что придется столкнуться с такой задачей! Создание часовых механизмов, телескопов и гидравлических ручек было в тысячу раз проще…»
Отодвинув тетрадь в кожаном переплете, раскрытую им несколько минут назад, Маркус откинулся на спинку кресла, положил ноги на заваленный бумагами стол и мрачно воззрился на механического дворецкого, которого собрал в прошлом году.
Тот стоял, спокойный и молчаливый, держа в руке серебряный поднос. По прихоти своего создателя автомат был одет в нарисованный черный фрак и белую сорочку. Пытаясь придать своему изобретению максимальное сходство с аристократически надменным Ловеласом, Маркус наделил его холодным взглядом и строго поджатыми, неулыбчивыми губами.
Господи, до чего же проста и понятна была жизнь, пока Ифигиния не вторглась в его столь продуманно устроенный мир! Она явилась внезапно и озарила его небосклон, как мятежная падающая звезда, мчащаяся сквозь ночную тьму. Если он сумеет поймать и удержать ее, она или взорвется ослепительным дождем ярких брызг, или же с ужасным глухим стуком рухнет на землю…
Стук в дверь лаборатории вывел его из глубокой задумчивости.
— Войдите!
— Маркус? — В дверь заглянул Беннет. — Я был уверен, что ты здесь. Работаешь?
— Уже нет. Входи.
Беннет вошел в комнату своей новой походкой смертельно уставшего от жизни человека, закрыл дверь и приблизился к рабочему столу брата. Маркус поморщился: Беннет опять изображал из себя мятежного поэта с пламенно горящим взором. Темные волосы заботливо уложены так, чтобы являть вдохновенный беспорядок. Сорочка свободно распахнута у ворота. Естественно, никаких галстука и жилета.
— Поверь мне, необходимо повязывать галстук перед выходом из дома, — заметил Маркус. — Тебя не пустят ни на один прием, если ты явишься туда, как будто только что вылез из постели!
— Я еще не одевался для вечера. — Беннет подошел к окну и намеренно ссутулился. Данная поза, очевидно, должна была олицетворять скуку. Его неподвижный взгляд, устремленный в сад, был полон уныния.
— Тебе что-нибудь нужно? — наконец подсказал ему Маркус.
Брат исподлобья взглянул на него:
— Я пришел сюда, чтобы сообщить о принятом мною важном решении.
— Собираешься в путешествие на континент? — безо всякой надежды спросил Маркус.
— Я собираюсь просить у Дорчестера руки его дочери Юлианы.
— Черт возьми!
— Маркус, я должен сделать это немедленно! Ради всего святого, неужели ты не понимаешь?! Если я буду ждать до возвращения с континента, Дорчестер сосватает ее другому!
— Только если тебе чертовски повезет.
— Разрази тебя гром! — Беннет стремительно обернулся, лицо его горело воодушевлением. — Я знаю, ты не любишь Дорчестеров, но как можно на этом основании выносить приговор их дочери?! Она совершенно другая!
— Ты так считаешь?
— Она настоящая леди. Непорочная, прелестная, с душою возвышенной и чистой, как… как…
— Как первый снег, полагаю?
— Предупреждаю тебя, Маркус, я не потерплю твоих жалких насмешек над ней! — сжал кулаки Беннет. — Я твердо намерен просить ее руки, ясно?
— Боже нас упаси!
