— Возможно, из-за ревности? Я слышал, что граф ухаживал за ней, когда она была совсем молоденькой. Еще до Мэла. Сьюзен тоже слышала об этом.
— Они в то время оба были очень молодыми. Ей было восемнадцать, когда она связалась с Мэлом, не так ли? Она могла бы стать графиней, если бы не предпочла жить во грехе с контрабандистом. Мудрый выбор, но необычный.
Причем абсолютно противоположный ее выбору. Впервые в жизни Сьюзен пожалела о том, что так не похожа на свою мать.
— Неужели он таил обиду почти тридцать лет? Вот уж действительно безумие. — Дэвид покачал головой. — Однако я абсолютно уверен в том, что Мэла схватили с его помощью. Хотел бы я, чтобы граф был жив и я мог бы расплатиться с ним за его предательство, но, увы, теперь уже поздно.
Он говорил, как положено настоящему Капитану Дрейку, и Сьюзен даже бросило в дрожь.
— Как ты узнала о том, что известно Гиффорду? — спросил вдруг он, сверля ее пытливым взглядом.
Сьюзен помедлила. Она призналась в своем прошлом Кону, но говорить об этом с Дэвидом ей совсем не хотелось.
— Он сказал графу, а граф — мне.
— Значит, граф на нашей стороне?
— В определенной степени. Кажется, мне удалось убедить его в том, что контрабандистская деятельность важна для всей округи.
Дэвид кивнул:
— Ладно. Я, пожалуй, пойду. Вечером я занят.
— Только не…
— Полно тебе, Сьюзен. Не забудь, что у меня есть и другие интересы, кроме контрабанды. Сегодня соревнования по крикету в Пастон-Харби.
У нее отлегло от сердца, и она рассмеялась:
— А после этого соревнования по выпивке в «Черном буйволе»? Постарайся только не ввязываться в очередную драку, дорогой.
Он поцеловал ее в щеку:
— Ты тоже. Постарайся не связываться с Уайверном.
Сьюзен поела в своей комнате, обслуживала ее, как и положено, служанка. Потом она попробовала почитать. Это был роман сэра Вальтера Скотта «Гай Маннеринг». Всего несколько дней тому назад она с большой симпатией относилась к описанным там высоким чувствам, но теперь переживания героев казались ей смехотворными по сравнению с переживаниями, которые преподносит ей жизнь.
Отложив роман, она взяла книгу о жуках и заставила себя сосредоточиться на ней и не думать ни о контрабандистах, ни о друзьях… ни о любовниках.
В дверь постучали. Показалась физиономия Мейси.
— Граф желает поговорить с вами, мэм. Они все еще сидят в столовой.
Опять? Вместо страха она вдруг почувствовала глупую надежду. Дурочка. Ведь они друзья.
Всего лишь друзья.
Тем не менее у нее проснулось любопытство, — Они? — переспросила она.
— Граф и мистер де Вер, мэм, — сказала Мейси, как будто она задала глупый вопрос. И впрямь глупо было спрашивать. Но Сьюзен узнала то, что хотела узнать: он был не один.
Она понимала, что де Вер едва ли являлся образцом респектабельности, но можно было с уверенностью сказать, что Кон не позволит себе ничего предосудительного в присутствии третьей стороны.
— Спасибо, Мейси.
Она взглянула на себя в зеркало, хотела было надеть чепец и кружевную косынку, но решила, что теперь в этом нет необходимости. Ведь они были друзьями.
Она хотела было переодеться в хорошенькое платье, привести в порядок волосы…
Но они были всего лишь друзьями.
Она успокоилась, расправила плечи и быстро направилась по коридору в столовую.
Кон, расслабившись, сидел возле стола с полупустым стаканом бренди в руке. Он задумчиво улыбнулся ей. Графин с бренди был более чем наполовину пуст, и трудно сказать, сколько бренди пришлось на долю де Вера. Де Вер ждал ее стоя, глаза его поблескивали. Любопытно было бы узнать, что за озорные мысли бродили в его голове.
Очевидно, мужчины решили обойтись без формальностей, потому что оба были без галстуков, в рубашках с расстегнутыми воротами.
Кон поднял бокал и отхлебнул глоток.
— Вы хотели меня видеть, милорд?
Но вместо Кона ответил де Вер:
— Мы хотели бы взглянуть на эту камеру пыток, миссис Карслейк.
Кон приподнял брови в знак того, что он считает это глупой затеей, но не стал возражать своему секретарю.
— Сейчас? — спросила она, переводя взгляд с одного на другого. — Не лучше ли отложить это до завтра?
— А что, покойный граф посещал ее при дневном свете? — спросил Кон.
— Нет, — ответила она, подумав, — но…
— Значит, мы посетим ее именно тогда, когда следует. Не беспокойтесь. Мы готовы к восприятию всех ужасов. Де Веру, например, просто не терпится прийти в ужас. Но если вы боитесь, то покажите нам направление, и мы доберемся туда сами.
— Я боюсь? — Она повернулась к Кону. — Ишь чего захотели! — Заметив насмешливую искорку в его взгляде, она поняла, что он умышленно над ней подтрунивает. Беда в том, что друзья слишком хорошо знают друг друга.
Даже если их разделяет расстояние в одиннадцать лет.
Она взяла со стола канделябр.
— Все это скорее смешно, чем ужасно. По если вам хочется посмотреть, идемте.
Она пошла впереди мужчин по коридору и свернула на винтовую лестницу, ведущую вниз. Эта винтовая лестница была очень узкой в соответствии со средневековыми традициями, и спускаться по ней, особенно со свечами в руке, было трудно. Она взяла канделябр в левую руку, а правой подхватила юбки.
Кто-то тронул ее за плечо, и она вздрогнула.
Это был Кон. Она знала, что это Кон. Только его прикосновение было одновременно и горячим, как огонь, и холодным, как лед.
Он взял у нее свечи и пошел впереди.
— Я уверен, что роль благородного графа обязывает меня идти впереди по такой лестнице, тем более что она приспособлена для левши, а я левша.
Спускаясь между двумя охранявшими ее спереди и сзади мужчинами, Сьюзен радовалась тому, что руки у нее свободны и она может на ходу придерживаться пальцами за стену. Она не любила эти узкие лестницы. Ей начинало казаться, что она попала в ловушку и что ей вот-вот не хватит воздуху.
Когда они оказались в небольшой комнате, она с облегчением вздохнула.
В комнате имелся выход в очень узкий коридор.
— Туда, наверное? — спросил Кон.
— Да. Коридор сделан узким, чтобы мороз подирал по коже от страха. Здесь много сделано, чтобы нагнать страху. Мне пойти впереди или вы пожелаете идти впереди сами?
Он отдал ей канделябр.
— «Веди, Макдуф», — процитировал он. — Если там есть ловушка, то я уверен, что вы знаете, как ее избежать.
— Никакой ловушки. Все абсолютно безопасно, уверяю вас, хотя и рассчитано на то, чтобы душа ушла в пятки.
Она говорила спокойно, хотя находиться в узком коридоре было страшновато и свет трех свечей очень слабо освещал его. Окованная железом дверь в конце коридора как будто подрагивала в мерцающем свете.
