— Вы сами ей все объясните, сэр. — Линвуд поклонился. — А теперь прошу меня извинить, мы уезжаем. Нам с супругой нужно готовиться к вечернему выходу в свет.
Венеция взяла его под руку, и они удалились.
Несколько часов спустя Венеция стояла в холле их особняка, ожидая, пока Линвуд поможет ей надеть темный бархатный плащ. Ее вечернее платье было того же богатого темно-красного оттенка, что и в вечер их первой встречи на балконе, произошедшей, казалось, целую вечность назад. Шелковая юбка нежно обнимала изгибы ее бедер. Черные шелковистые волосы были убраны в высокую изысканную прическу с несколькими выпущенными прядями, струящимися по шее. Сегодня Венеция выглядела еще более прекрасной, чем в тот судьбоносный для них обоих вечер, потому что теперь, глядя на нее, Линвуд видел не чувственную замысловатую актрису, а настоящую женщину, скрывающуюся за этой маской.
Вынув из кармана черную кожаную коробочку, он протянул ей.
Открыв крышку, Венеция ахнула от неожиданности. На бархатной подушечке лежало ожерелье из рубинов такого же насыщенно-бордового цвета, что и ее платье, в окружении бриллиантов, сияющих ярче звезд.
— Семейные рубины, — пояснил он. — Мать прислала. Теперь, когда ты стала моей женой, они принадлежат тебе. Таким образом она пытается извиниться перед тобой и поддержать на сегодняшнем выходе в свет, где все увидят на тебе это украшение.
— Оно прекрасно, — прошептала Венеция.
— Не так прекрасно, как ты. — Линвуд надел ожерелье ей на шею.
Некоторое время они стояли в молчании, глядя друг другу в глаза. Оба понимали, что ожидает их нынешним вечером в театре.
— Ты готова, Венеция?
— Рядом с тобой я всегда готова.
Она положила руку на сгиб его локтя, и они зашагали к экипажу.
Реакция общества оказалась именно такой, как ожидал Линвуд. Все смотрели на них открыв рот и намеренно громко перешептывались: «Убийца. Шлюха». Добрые соседи родителей Линвуда, его крестная мать, люди, называвшие себя его друзьями, все поворачивались к нему и Венеции спиной. Линвуд чувствовал, как в нем медленно закипает гнев. Он негодовал из-за приема, оказанного его жене. Высший свет жесток, мелочен и слеп в своем лицемерии. Почувствовав, как ее пальцы сильнее сжимают его руку, он встретился с ней взглядом. Женщина, в которую она превратилась, казалась сильнее, спокойнее и увереннее в себе, чем когда-либо была Венеция Фокс. Она улыбнулась ему, и он помимо воли улыбнулся в ответ.
— Мы же не разочаруем этих людей, не так ли? — негромко произнесла она, касаясь губами его губ.
Леди, стоящие неподалеку от них, ахнули от ужаса, мужчины испустили долгий завистливый вздох.
— Вы неисправимы, леди Линвуд, — прошептал он ей.
— И вы тоже, лорд Линвуд, — с улыбкой парировала она.
Его сердце на мгновение перестало биться. Он последовал за Венецией в их ложу, готовый противостоять целому свету, если понадобится.
На следующий день Венеция стояла у окна гостиной, наблюдая, как ее муж направляется на собрание своего клуба. Она смотрела до тех пор, пока он не скрылся из вида. Светило солнце, но во влажном воздухе разливалось предчувствие скорой зимы. Плотнее запахнувшись в шаль, Венеция направилась к столу, намереваясь написать письмо мадам Бойссерон.
Не прошло и двадцати минут, как раздался стук в парадную дверь. Вошел дворецкий:
— Миледи, вас желает видеть леди Мэриэнн, миссис Найт. Велите принять?
Венеция кивнула:
— Прошу вас, проводите ее ко мне.
Перед ней появилась сестра Линвуда. На ее лице застыло выражение неуверенности.
— Леди Линвуд… Венеция… Я проезжала мимо и решила пригласить вас с Френсисом к нам на ужин на следующей неделе.
— Вы очень добры, леди Мэриэнн.
— Просто Мэриэнн, пожалуйста. И на «ты». Мы ведь теперь сестры, разве нет? — застенчиво улыбнулась Мэриэнн.
— Верно. — Венеция улыбнулась в ответ. — Спасибо, Мэриэнн. Я понимаю, как нелегко тебе было прийти сюда.
— Ничего подобного. Я сожалею лишь, что не сделала этого раньше.
— Что ж, теперь ты здесь, и только это имеет значение. Пожалуйста, присаживайся. Не выпить ли нам чая?
Мэриэнн снова улыбнулась и несколько расслабилась.
— С удовольствием. — Она присела в кресло напротив. Окинув беглым взглядом стопку бумаги на столе и недописанный лист, произнесла: — Я помешала тебе писать письмо.
— Вот и хорошо, рука отдохнет.
Некоторое время они говорили о пустяках, не вспоминая Ротерхема, суд и прошлое Венеции. Наконец Мэриэнн поставила пустую чашку на поднос и встала, намереваясь уйти.
— Благодарю тебя за то, что спасла жизнь моему брату, Венеция. Тогда, в дамской комнате, я не ошиблась, говоря, что ты любишь его.
— Я люблю его больше, чем способна выразить словами, — призналась Венеция.
Повисло молчание.
Мэриэнн теребила перчатку, не торопясь уходить. Она явно хотела поговорить еще о чем-то, но не знала, с чего начать. Покусав нижнюю губу, наконец подняла глаза на Венецию и спросила:
— Он объяснил тебе почему?
На полке тикали часы, потрескивали горящие в камине угли.
— Нет. Сказал, что это не его тайна, — ответила Венеция.
— Не его. Моя.
Тут Венеция вспомнила, что Линвуд говорил ей о своей ненависти к Ротерхему: «Он причинил много зла близкому мне человеку».
— Ротерхем, — произнесла она вслух, и от нехорошего предчувствия у нее засосало под ложечкой.
— Он был твоим отцом, Венеция, а еще настоящим монстром.
— Он обидел тебя. — При этой мысли ей сделалось нехорошо.
Помолчав мгновение, Мэриэнн призналась:
— Он изнасиловал меня.
От ужаса Венеция на некоторое время лишилась дара речи, но взяла себя в руки.
— Мои соболезнования, Мэриэнн.
В этот момент Венеция осознала смысл гневных слов Мисборна и поняла, чего стоило Линвуду, да и всем им, принять в свою семью дочь Ротерхема.
— Я и понятия не имела.
— Нам удалось отлично все скрыть. В противном случае я навсегда была бы погублена.
— Как бы то ни было, в случившемся нет твоей вины.
— Нам отлично известно, как несправедливо может быть общество, клеймя женщину позором, Венеция.
— Да.
Женщины посмотрели друг другу в глаза.
— Ротерхем ускользнул на континент прежде, чем мой отец и брат сумели до него добраться. Они поклялись убить его, если он вернется. Они не думали, что он на такое отважится, а он именно так и поступил. — Последние слова она произнесла сдавленным голосом. Закрыв черные глаза, так похожие на глаза Линвуда, она сделала глубокий вдох, затем еще один. Открыв глаза, она снова стала прежней хладнокровной женщиной. — Френсис — хороший человек.