Поначалу Анна обрадовалась, услышав, что следы Владимира опять ведут в Париж. Здесь она надеялась привести его к детям, к Варваре, которая знала много лечебных рецептов и не таких потерявшихся поднимала. Но теперь эти ее надежды развеялись. Она приехала к опустевшему дому, без малейшего намека на то, где находятся ее близкие и что с ними случилось. Но Анна не собиралась отступать.
Ее отличительной чертой всегда была уверенность, что все еще впереди. Анна знала цену отчаянию, но никогда не поддавалась ему настолько, чтобы терять желание жить и перу в перемены к лучшему. И даже сейчас, когда она убедилась в серьезности болезни супруга, Анна не утратила надежды на его спасение. Просто путь, который ей необходимо было пройти для этого, оказался чуть длиннее и тернистее, чем прежде она представляла себе.
Анна вообще не умела сдаваться — ни на милость победителя, ни под давлением обстоятельств. Препятствия делали еще упорнее, неудачи заставляли собраться с мыслями и укрепить волю. И если она оглядывалась назад, то лишь для того, чтобы удостовериться, что свет — впереди.
* * *
— Анастасия Петровна, голубушка! — Киселев так обрадовался ей, что Анна поняла: граф не верит своим глазам, и, значит, родные уже не чаяли ее увидеть. — Мы волновались за вас! Как только пришло сообщение о революции в Ломбардии, ваши домашние потеряли покой. Присаживайтесь и расскажите скорее, как вам удалось все это пережить!
— Мои домашние волновались? — растерялась Анна. — Значит, они живы?..
— Да что вы такое вообразили? — удивленно воскликнул Киселев. — Все живы-здоровы. А когда начали поступать известия о событиях в Италии, так ваш учитель по два раза на дню ко мне прибегал, все интересовался, нет ли чего нового, переживал, где вы да как вы.
— Павел Васильевич? — с облегчением вздохнула Анна. — Но почему он сам не объявился мне при возвращении? И почему дом пустой?
— А-а, — понимающе протянул Киселев, — простите, я не сразу догадался, что вас так испугало. Нет-нет, все в порядке…
И граф рассказал ей о недавних событиях в Париже, об эпидемии, которая коснулась и ее дома. По словам Киселева, об опасности никто и не думал — Корфы всегда жили обособленно. Санников на время ее отъезда совсем перебрался к ним, на Монмартр, а супруги Боннэ даже боялись выходить на улицу, особенно в дни июньского восстания, когда город сотрясало от взрывов и орудийных залпов. Однако вскоре мадам Боннэ сообщили, что ее мать серьезно больна, и она поспешила ей на помощь.
Мадам Боннэ увезла детей к родственникам мужа, служившим по садовой части в одном из имений в пригороде, а потом принялась ухаживать за матерью, но, как оказалось, здоровье пожилой женщины было уже серьезно подорвано, и болезнь стремительно одолела ее. А вскоре, не успев погоревать о смерти жены, захворал отец мадам Боннэ. Он тоже сгорел в одночасье, и несчастная служанка Анны, надорвавшись от потерь, заболела сама. Месье Боннэ вынужден уйти от Корфов, чтобы сидеть с метавшейся в лихорадке супругой. Санников с ведома Варвары выдал ему довольно значительную сумму, которая могла поддержать месье Боннэ и позволила бы оплатить услуги врача.
Варвара, однако, заволновалась, не коснется ли эпидемия и детишек. Они, правда, не покидали дома, но кто знает, насколько живуча и пронырлива эта зараза. Санников попытался увезти детей и Варвару к кому-то из знакомых, живших за городом, но потом оставил эти попытки. Один из его друзей и сам был болен, у другого догорала от чахотки, прогрессировавшей после перенесенной холеры, любимая. И тогда, посовещавшись с Варварой, он пришел к Киселеву.
— Днями я получил письмо от вашего учителя из Петербурга, — сообщил Киселев, — вы можете быть спокойны. Дети и нянька уже вне опасности. Господин Санников лично проводил их в Двугорское, так что их здоровью ничто не угрожает. И я думаю, вам следует немедленно уехать к ним.
— Я весьма признательна вам, Николай Дмитриевич, за заботу о моих близких, — растроганно отозвалась Анна. От сердца, наконец, отлегло. — Но я не могу тотчас последовать вашему совету. Здесь, в Париже, у меня есть еще дела, и в них мне тоже будет необходимо ваше содействие.
— Надеюсь, вы оставили эту неразумную мечту разыскать Владимира Ивановича? — осторожно осведомился Киселев. — Я написал в министерство — вам будет выделена солидная пенсия, и в любой момент мы готовы оказать вам помощь в воспитании детей. Не сомневайтесь, ваш сын получит хорошее место в корпусе и может рассчитывать по достижении возраста на достойное образование и приличную службу, вероятно, даже по нашему департаменту…
— Когда для этого наступит время, — не очень корректно прервала его Анна, — мы непременно воспользуемся вашим предложением, но сейчас в этом нет необходимости. У Ванечки есть отец, и, я уверена, он возьмет на себя заботу о нем.
— Но, Анастасия Петровна, — голос Киселева зазвучал соболезнующе и укоризненно одновременно, — нельзя тешить себя бесплодными фантазиями. Вам стоит смириться с потерей, как бы велика она ни была.
— О чем вы, Николай Дмитриевич?! — воскликнула Анна. — Владимир жив, и я не только видела его так же близко, как вас сейчас, но и говорила с ним.
— Вы, верно, шутите? — смутился Киселев.
— Не надо подозревать во мне безумную супругу, которой чудятся видения, — улыбнулась Анна. — Я догадываюсь, чем вызвано ваше смущение, но, поверьте, я не сошла с ума. Наоборот, теперь я знаю все и еще сильнее, чем прежде, преисполнена желания помочь Владимиру Ивановичу. Тем более после того, как вы успокоили меня рассказом о благополучном возвращении моих близких в Петербург. Теперь я могу волноваться лишь о муже и прошу вас быть рядом со мной в этом деле.
— Так вы готовы мне все объяснить? — настороженно спросил Киселев.
Анна кивнула и стала рассказывать. Она не коснулась в своем повествовании только судьбы и подвига Энрике — и не потому, что его история могла бросить тень на нее саму. Анна не хотела бередить еще болезненные воспоминания и касаться столь тонкой материи, как любовь, каковая никогда не бывает однозначно прекрасной и незамутненной.
Выслушав ее, Киселев нахмурился, и какое-то время ходил по комнате, размышляя.
— То, что вы поведали мне, Анастасия Петровна, — наконец нарушил молчание граф, — очень важно и требует серьезной проверки. Но сейчас у нас нет для этого времени, и обстоятельства складываются не слишком благоприятно. Поэтому я вынужден верить вам на слово, хотя ваш рассказ представляется мне чем-то удивительным. Но все же я скорее склонен верить вам, чем сомневаться в подлинности этой истории.
