— А все потому, что придворные просто не привыкли к шоколаду, — логично заметил ученик повара. — Мой отец тоже так думал, когда получал от короля патент на производство нового продукта. Но, увы, он умер, а так как моя матушка скончалась еще раньше, теперь только я имею право воспользоваться королевским патентом. Но я даже не представляю, с какой стороны подступиться к этому делу. Поэтому я не рассказал о патенте моему дяде. Я боюсь, что он станет насмехаться надо мной и над моим отцом. Он и так повторяет по любому поводу, что мой отец был сумасшедшим.
— Это патентное письмо у тебя? — неожиданно поинтересовалась Анжелика, остановившись и поставив корзины на землю, чтобы пристально взглянуть на молодого воздыхателя.
Юноша почувствовал, что слабеет под взглядом этих сияющих изумрудных глаз. Следует заметить, что когда Анжелика погружалась в более или менее важные размышления, ее глаза начинали светиться странным, почти волшебным светом, производившим на собеседника неизгладимое впечатление. Причем почти никто не мог объяснить причину этого загадочного свечения.
Бедняга Давид мгновенно пал жертвой прекрасных глаз. Он не мог им сопротивляться.
— Это письмо у тебя? — повторила Анжелика.
— Да, — выдохнул юноша.
— Каким числом оно датировано?
— 28 мая 1659 года, патент действителен двадцать девять лет[57].
— Итак, в течение двадцати девяти лет ты имеешь право производить и продавать этот экзотический продукт?
— Ну, в общем, да…
— Надо бы узнать, не вреден ли напиток, — задумчиво проговорила Анжелика, — и понравится ли он публике. Сам-то ты его пробовал?
— Да.
— И что ты думаешь о шоколаде?
— Ну, я, — промямлил Давид, — мне он кажется немного приторным. Но перец и пряности добавляют ему пикантности. Хотя вообще-то я предпочитаю стаканчик доброго вина, — игриво добавил юноша.
— Поберегись, вода! — раздался голос откуда-то сверху. Анжелика с Давидом еле-еле успели отскочить, чтобы не попасть под зловонный душ. Анжелика схватила поваренка за руку. Она почувствовала, как юноша дрожит.
— Я хотел вам сказать, — сбивчиво забормотал он, — я никогда еще не видел женщины, столь же прекрасной, как вы.
— Ну что ты, мой бедный мальчик, видел и не раз, — раздраженно сказала Анжелика. — Ты просто должен посмотреть вокруг себя, вместо того чтобы кусать ногти и дрожать, как пойманная муха. А если хочешь мне понравиться, расскажи-ка лучше еще о твоем шоколаде, вместо того чтобы расточать понапрасну комплименты. Но увидев жалкое выражение лица Давида, Анжелика попыталась его ободрить. Она подумала, что не стоит отталкивать мальчишку, ведь со своим королевским патентом Давид может быть ей полезен.
Она рассмеялась:
— Увы, дружок, мне уже не пятнадцать лет. Посмотри, я старая. У меня даже появились седые волосы.
И Анжелика извлекла из-под чепца прядь волос, которая так неожиданно побелела во время страшной ночи в предместье Сен-Дени.
— А где Флипо? — продолжила Анжелика, оглядываясь вокруг. — Неужели этот маленький негодник взялся за старое?
Она была несколько встревожена, опасаясь, что Флипо, попав в шумную толпу, вновь попытается опробовать на деле науку Хвастуна-Срежь-Кошель.
— Зря вы заботитесь об этом маленьком мошеннике, — заявил Давид, снедаемый жестокой ревностью. — Я только что видел, как он обменивается какими-то знаками с отвратительным нищим, покрытым гнойниками, оборванцем, который просит милостыню там, перед церковью. Потом мальчишка умчался… вместе с корзиной провизии. Мой дядя опять будет сердиться!
— Ты все видишь в черном цвете, мой бедный Давид.
— Да что ж делать, если мне сроду не везет!
— Давай-ка вернемся и отыщем этого плутишку.
Но тут они увидели, что мальчишка со всех ног сам бежит им навстречу. Анжелика была рада увидеть его лицо с умными, живыми глазами парижского воробья, с покрасневшим носом, с длинными жесткими волосами, прикрытыми большой мятой фетровой шляпой. Она уже привязалась к этому пареньку, как и к маленькому Лино, которого два раза спасала из лап Гнилого Жана.
— Что я тебе сейчас расскажу, Маркиза Ангелов! — задыхаясь, выкрикнул Флипо, от волнения позабывший все наставления Анжелики. — Знаешь, кого избрали новым Великим Кесарем? Деревянного Зада, да, моя дорогая, нашего Деревянного Зада!
Он понизил голос и испуганно зашептал:
— А еще мне сказали: берегитесь, парни, вы прячетесь под юбками предательницы!
Анжелика почувствовала, как у нее стынет кровь в жилах.
— Думаешь, они знают, что это я убила Коротышку-Ролена?
— Об этом мне ничего не говорили. Может, и не знают… Там был Черный Хлеб, он рассказывал, как ты напустила стражников на цыган.
— А кто там еще был?
— Черный Хлеб, Легкая Нога, трое из нашей старой банды и еще двое из какой-то другой.
Анжелика и Флипо говорили на воровском жаргоне, чтобы Давид не мог их понять, но юноша без труда уловил в голосах новых друзей тревожные нотки. Он был одновременно и обеспокоен, и восхищен тем, что предмет его страсти удивительным образом связан с неуловимыми и вездесущими бандитами, которые играли отнюдь не последнюю роль в жизни Парижа.
Пока они возвращались в харчевню, Анжелика не произнесла ни слова, но, стоило ей переступить порог заведения, как она отбросила все тревоги и опасения.
«Девочка, — сказала она сама себе, — вполне вероятно, что однажды утром тебя найдут с перерезанным горлом или плавающей в водах Сены. Но этим ты рискуешь уже давно. То тебе угрожают вельможи, то нищие! Какая разница! Надо бороться, даже если сегодня последний день, когда ты видишь белый свет. С трудностями не справишься, если не приложишь всех сил и не отдашь частицу своей души… Не это ли говорил мне когда-то господин Молин?..»
— …Вперед, дети мои, — громко воскликнула Анжелика, — нужно, чтобы дамы из цеха цветочниц растаяли, как масло на солнце, едва переступив порог этого дома.
* * *
И когда в сумерках представительницы цеха спустились по трем ступеням, ведшим к двери «Храброго петуха», они действительно были очарованы. В харчевне царил бесподобный аромат вафель, но и весь зал был оформлен настолько необычно, что у почтенных женщин сразу же разыгрался аппетит.
Зал озаряло яркое золотое потрескивающее пламя. Усиленное светом свечей, оно бросало чудесные отблески на оловянную посуду, искусно расставленную на буфетах: тут были и горшочки, и кувшинчики, и кастрюли для рыбы, и формы для круглого пирога. Кроме того, Анжелика выпросила у мэтра Буржю кое-какие серебряные столовые приборы, которые скуповатый хозяин ревниво прятал в сундуках: два кувшина, графинчик для уксуса, две подставки для яиц и два красивых тазика для омовения рук. Сейчас эти тазики были щедро наполнены фруктами — виноградом и грушами, и установлены на столах вместе с великолепными графинами с красным и белым вином, которые мерцали в свете пламени рубиновыми и золотыми искрами. Именно эти детали произвели на торговок особенно сильное впечатление.
