– Что? – спросила она безучастно, почувствовав, что старая графиня ткнула ее в колено.
– Я говорю – какого дьявола ты помалкиваешь в углу? По-твоему, мне уж и послушать нельзя никого, кроме этой балаболки, от которой впору повеситься? – и она презрительно махнула в сторону Лианы. Аманда вздохнула – ох и долгими будут двенадцать месяцев...
Ни Аш, ни Аманда не вспоминали больше о случае в комнатушке дома Боннеров. По возвращении в Лондон окунулись в светскую жизнь конца сезона приемов и балов, хотя к середине июня количество дворян в столице значительно поубавилось. Кроме того, Аш уступил – не без сопротивления – требованиям Аманды вывозить ее на экскурсии по городу и его окрестностям.
Что до Лианы, то ее видели редко. Казалось, она перестала посещать светские рауты, быть может, временно, так как ее не было ни на музыкальном вечере у леди Дэнтон, ни на вечеринке у лорда и леди Хэммерфорд, ни на каких других, теперь уже относительно редких, светских мероприятиях.
Угроза планов Наполеона вновь завоевать Европу уже почти не вызывала даже легкой ряби на жизненной глади высшего света Англии, хотя порою сквозь туманный горизонт с континента и просачивались слухи о некоторой активности французского узурпатора. Очевидно, новости оттуда бывали мало приятными, потому что Джереми теперь все больше времени просиживал в своем кабинете с различными представителями деловых кругов. Если у него не было совещания, он совершал стремительные налеты в Сити и возвращался оттуда угрюмый и молчаливый.
Аманда воспринимала обрывки сведений, долетавших до нее, с притворной невозмутимостью, так как они не предназначались для женских ушей.
Однажды после полудня Аш заехал к Бриджам, чтобы отвезти, как обещал, Аманду в дворец Глостеров на выставку греческих мраморов, недавно доставленных в Англию графом Элгином. Когда Аш подсаживал невесту в коляску, к дому подкатил на своей маленькой крытой карете Джереми, поспешно выскочил из экипажа и закричал:
– Милорд! Ашиндон! Надо поговорить! – и, не обращая никакого внимания на дочь, схватил Аша за руку и потащил его в дом, до Аманды только долетели слова «Бонн» и «Катр-Бра». Лишь через час они вышли из кабинета Джереми, Аш извинился перед Амандой и вновь усадил ее в свой экипаж.
– Отчего такой переполох, что стряслось? – спросила Аманда, когда они свернули на Северную Одли-стрит.
– Ничего особенного, – ответил Аш флегматично, – так, кое-какие деловые проблемы.
– Но он ведь что-то говорил о Наполеоне, – не отставала Аманда.
Аш посмотрел на нее с улыбкой и проговорил:
– Никак не запомню, что помолвлен с «синим чулком». Вечно вы интересуетесь самыми несообразными делами.
– Ну, конечно, у вас же любая женщина, у которой хватает мозгов на что-либо иное, кроме вышивания да свежих сплетен, считается синим чулком! – рассердилась Аманда.
Аш рассмеялся:
– Да будет вам! Ладно. Судя по всему, Наполеон несколько дней назад покинул Париж и двинул войска по направлению к Бельгии. По слухам, его армия насчитывает более ста тысяч человек и с каждым днем она увеличивается. Веллингтон, похоже, пока ничего не предпринимает, а войска союзников находятся довольно далеко от предполагаемого места предстоящего сражения.
– Так... но... – начала Аманда, но умолкла.
– У дельцов Сити крепнет убеждение, что союзные войска потерпят сокрушительное поражение.
– Ну нет! – скоропалительно возразила Аманда. – Мечтам Наполеона о восстановлении былой славы не суждено сбыться. Скажу вам, и я так считаю, потому что возлагаю большие надежды на успех Веллингтона.
– Однако ваш отец иного мнения и очень обеспокоен, что поражение британской армии пагубно скажется на моих финансовых делах. Понимаете, побег Наполеона с острова Эльбы вызвал некоторое понижение консолидированной ренты, выплачиваемой из фондов государственного займа, – принялся объяснять Аш.
– Да, я знаю, – нетерпеливо перебила Аманда, кивая, – но что...
– А ваш отец советовал мне постепенно приобретать облигации этого займа, я так и делал, потому что это совпадало с моими представлениями. Однако вложил я в это больше, чем он предлагал, что, по его мнению, неразумно. Итак, я истощил и без того скудный запас своей наличности, и сейчас ваш отец посоветовал мне продать облигации.
– Ни в коем случае! – начала Аманда, но опять резко замолчала на полуслове. Ее будто что-то осенило, на лице отобразилось внутреннее напряжение. «Господи, какая же я дура, – сокрушенно ахнула она, – мозги вывернула наизнанку, чтобы придумать план быстрого и выгодного оборота капитала, а он готовенький давно ждал своей участи в запасниках памяти! – и она судорожно стала перебирать в уме все подробности одной из крупнейших военных кампаний в истории Англии. – Ведь, кажется, Ротшильд, финансовый магнат, как раз на этом и сколотил свое состояние. Остается только убедить Аша вложить в государственные фонды все до последнего пенса. М-да... Не так-то просто это сделать. Получится, что я прошу его поступить наперекор консультации сведущего человека, и он воспримет мою речь как высказывание бестолковой дамочки. Но Аш все-таки относится к женщине, пожалуй, втрое лучше любого другого; меня, по крайней мере, воспринимает, кажется, как личность, а не просто как часть собственности. Тем не менее, ко всему мною сказанному насчет такого важного дела он может отнестись добродушно и даже погладит по головке, а сам подумает – зачем, мол, утруждать такую милую головку соображениями о делах, в которых она ничего не смыслит». – Но разве вы собираетесь следовать советам моего папы? – произнесла наконец она вслух. – Вы же не станете продавать облигации государственного займа?
– Пока нет. Я четыре года воевал в Португалии и Испании под командованием Веллингтона и верю в него гораздо больше, чем какие-то самозваные эксперты по военным вопросам, что по всему городу распространяют о нем неблагоприятные мнения. Хотя теперь у Веллингтона совсем не так армия, что была на Пиренейском полуострове. Большинство из его закаленных бойцов сейчас далеко – в Америке, в Индии, а у него теперь лишь необстрелянные рекруты да плохо обученные иностранцы. Так что, считаю, своими деньгами я должен поддержать Веллинтона в буквальном смысле, – подытожил Аш со смехом. Аманда, откинувшись к спинке сиденья, хотела что-то сказать, но Аш продолжал:
– По-моему, за последнее время вы основательно сдружились с моей бабушкой, – он, улыбаясь, заглянул ей в глаза, от чего Аманда опять ощутила, как всегда теперь, сладкую слабость в коленях. – Мне очень приятно, что она так расположена к вам.