Ее взгляд наткнулся на цифру 1632, она прочла датированную этим годом запись, потом перечитала один раз, второй, и у нее радостно екнуло сердце. Победа!..
Глава 22
Стараясь не бежать, Кэтлин нашла дворецкого.
— Холлингер, где лорд Норкрофт? — спросила она, с трудом сдерживая радость.
— Я потерял его из виду, миледи, — ответил тот. — А леди Норкрофт в малой гостиной, но…
— Отлично! — одарив его своей самой лучезарной улыбкой, Кэтлин поспешила прочь и через несколько мгновений с криком: — Тетя Эдвина, победа! — ворвалась в малую гостиную. Однако в следующую минуту она изумленно замолчала: в гостиной как ни в чем не бывало сидела оставленная в Шотландии бабушка Дамливи…
— Добрый день, дитя мое, — поздоровалась она. Высокая, статная, величавая, она производила впечатление аристократки до мозга костей. — Похоже, ты не ожидала меня увидеть.
— Еще бы!
— Малькольм сообщил, что не нашел тебя в Лондоне, и я решила, что тебе может понадобиться наша помощь.
— Что значит «наша»?
— Здравствуй, Кэтлин, — произнес знакомый голос.
Она повернулась — у окна стояла Ханна.
— Ты хоть представляешь, что ты наделала? — шагнула к ней племянница.
— Полагаю, да. Я превратила твою практичную, излишне рассудочную натуру в…
— В полный ноль! Ты стерла мои воспоминания, украла мою жизнь — вот что ты натворила!
— Вздор, — пожала плечами Ханна. — Я просто попыталась сделать так, чтобы ты поступала по велению сердца, а не рассудка.
— Но это же ужасно! — возмутилась Кэтлин. — И ты даже ни капельки не раскаиваешься в содеянном?
— Прежде всего я не знала, что у меня получится, да еще так хорошо. Что до раскаяния, то его действительно нет. Напротив, я горжусь собой.
— Гордишься? — гневно воскликнула Кэтлин. — Бабушка, ты хоть знаешь, что она натворила? — повернулась она к старшей родственнице.
— Мы здесь уже добрые полчаса, — ответила та, — и леди Норкрофт нам все рассказала. Она только что вышла, чтобы привести Малькольма. — Бабушка усмехнулась. — Их взаимная симпатия — неожиданный, но приятный поворот, не правда ли? Кажется, твое пребывание здесь прошло весьма увлекательно.
— Увлекательно? — чуть не задохнулась от негодования Кэтлин.
— Если ты будешь все время повторять за нами как попугай, то мы не придем ни к чему путному, — наставительно заметила тетушка.
— Ты Ханну даже не отругаешь, бабушка? Тогда я прямо сейчас задушу ее своими руками!
— Легко сказать — отругай. Ханна же не ребенок, — пожала плечами графиня Дамливи. — Но если тебе станет от этого легче… — Она посмотрела на дочь. — Ханна, то, что ты сделала с племянницей, просто аморально. Кстати, а как ты это сделала?
— Бабушка, что ты говоришь! — вскрикнула Кэтлин.
— Ты, конечно, права, дитя мое, Ханна поступила низко, но меня очень обрадовал сам факт, что наше заклинание подействовало, ведь это произошло впервые на моей памяти. Как говорил Шекспир, все хорошо, что хорошо кончается.
— О хорошем конце и речи нет, — покачала головой Кэтлин. — Постой, леди Норкрофт действительно рассказала тебе все?
— По крайней мере все самое интересное, — вставила Ханна.
— Но… — Кэтлин вдруг осеклась. Если бабушка знает о ее разрыве с Оливером (леди Норкрофт наверняка не упустила ни одной детали этого важного события), то почему она не выглядит огорченной? Не может же она знать о том, что Кэтлин только что обнаружила в старинном дневнике?
— Нам надо поговорить, дитя мое, — невозмутимо произнесла бабушка, — очень подробно обо всем поговорить.
— Да, надо.
— Пойдем в сад? — предложила графиня Дамливи. — День выдался чудесный, осенью это редкость. Кто знает, сколько еще продержится хорошая погода.
— Прекрасная мысль, — согласилась внучка.
Через несколько минут они уже прохаживались под зонтиками от солнца по главной аллее, с обеих сторон обрамленной высокой живой изгородью.
— Ну так о чем ты хочешь меня спросить? — начала бабушка.
— Откуда ты знаешь, что я хочу тебя о чем-то спросить?
— Не забывай, дорогая, я тебя вырастила, — усмехнулась графиня. — Мне ли не знать, когда тебя что-то беспокоит?
— Это касается проклятия. Ты в него веришь?
— Ты же знаешь.
— И все-таки?
— Не верить было бы глупо, — ответила бабушка. — Жизнь полна трагических событий — кого-то задавили упавшие бочонки, кто-то свалился с крыши, кто-то утонул в ручье, где воробью по колено. Любимые часто уходят из жизни до срока, и людям легче смириться с потерей, объясняя ее какой-нибудь серьезной причиной — например, такой пугающей, как родовое проклятие, — нежели простым стечением обстоятельств. — Она помолчала и добавила: — Во всяком случае, мне легче.
— Ты имеешь в виду…
— Не важно, — не дала ей закончить графиня и сложила свой зонтик. — Так что ты хочешь знать?
— Я просматривала бумаги из семейного архива Оливера и нашла очень интересную запись в одном старинном дневнике, — сказала Кэтлин, не сводя с бабушки пристального взгляда.
— Она касается проклятия?
— Не совсем. Согласно этой записи, в 1632 году незаконный сын одного из Лейтонов женился на овдовевшей дочери Армстронга. Как по-твоему, мог этот брак снять проклятие?
— Видишь ли, поскольку жених был внебрачным сыном, а невеста — вдовой, у них были другие фамилии. Не исключено, что проклятие могло их пощадить.
— Так ты об этом знала, да?
— Не могу сказать, дорогая, — с глубоким мелодраматическим вздохом пробормотала графиня. — Годы идут, я старею, память подводит…
— Память у тебя яснее не бывает, ум остер как бритва. Если ты и впрямь знала…
— Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть.
— Неужели ты внушила мне веру в проклятие только для того, чтобы заставить выйти за человека, которого ты считаешь подходящей парой?
— Парой, составленной пятьсот лет назад… — многозначительно заметила леди Дамливи.
— Хватит, бабушка, больше никогда так не говори!
— Как я поняла, Оливер называет тебя Кейт, и ты ему это позволяешь, — с довольным видом заметила графиня.
— Какая разница? — махнула рукой Кэтлин.
— Не скажи. В девять лет ты попросила больше не называть тебя Кейт, и с тех пор никому, кроме мужа, не позволяла обращаться к тебе иначе, как Кэтлин, — ухмыльнулась леди Дамливи. — Видишь, вы с Оливером действительно пара, причем составленная давным-давно…
— Я вижу в этом только заговор против меня, давным-давно составленный тобой!
— Что делать, — пожала плечами бабушка, — ради тех, кого любишь, приходится идти на все.
