– Нет, – буркнул Мэтью. – План был один – выйти за меня.
– И она не сделала этого.
– Она была очень расстроена после смерти дяди. Она растерялась, сбилась с правильного пути. Вот и все. Ее просто нужно вернуть назад.
Сдерживая злость, Харт сжал кулаки.
– Да, – прогремел он. – Как я понимаю, вы сделали все, чтобы вернуть ее назад из Лондона. Но все напрасно, мистер Бромли. – Он повернулся к главе семейства: – Я хотел бы переговорить с вами наедине. Это возможно?
Присев в книксене, сестра тут же вспорхнула со своего места.
– Разумеется, ваша светлость, – прощебетала она и выбежала из комнаты.
Мэтью по-прежнему сидел, пока отец не кашлянул многозначительно. Он нехотя поднялся и вышел из комнаты, что-то недовольно бормоча себе под нос.
– Мои извинения, ваша светлость, – сказал мистер Бромли. – Мой сын… – Он не договорил, пожимая плечами.
– Как магистрат, вы, несомненно, знаете, с какими неприятностями Мэтью столкнулся в Лондоне. И он продолжает беспокоить мисс Дженсен. Я чувствую, моя совесть обязывает меня передать его властям.
– Да, конечно. Я… Они когда-то были друзьями, действительно. Но когда она отказала ему… Он любит ее.
– Как и вы.
– Да. Я думал, она станет мне дочерью, и был рад этому. Она была такая тихая, когда приехала в деревню. Внимательная. И хорошая племянница своему дяде. Преданная ему. И все возилась с ним в саду. Но когда он умер, она изменилась. Стала беспокойная и нервная. Почти как…
Харт ждал, когда он потрет свой лоб.
– Я не могу объяснить это. Она не отвечала, когда я заговаривал с ней. Казалось, она уже где-то далеко. Я понял тогда, что она не останется здесь, сожалел о наших несбывшихся надеждах.
– И в один прекрасный день она села в карету и укатила в Лондон?
– Нет. Она ушла от нас спустя несколько месяцев. Сняла комнату у мельника. И мы даже не знали, что она через несколько дней ушла оттуда. Она говорила, что возвращается в Денмор, но Мэтью не нашел там ее следов и никаких свидетельств от кузена, о котором она говорила жене мельника.
– То есть она сбежала и не хотела, чтобы ее нашли? – Харт нахмурился. Сейчас он был не ближе к ней, чем там, в Лондоне. Ее не было здесь, и было ясно, что она не вернется сюда. – То есть у нее никого не осталось из Денморов. А новый барон сказал, что не знает ее?
– Да. Титул отошел к дальнему родственнику. Он и сам был удивлен.
– И у вас никаких идей? Никаких предположений? Это очень важно, чтобы я нашел ее.
Мужчина отвел глаза, меряя комнату шагами. Наконец, бросив осторожный взгляд на арку, которая вела в холл, мистер Бромли подошел вплотную к Харту.
– Я думал, – прошептал он, – еще до того, как Мэтью нашел ее в Лондоне, что она могла уехать в Йоркшир, на побережье.
Дрожь пробежала по коже Харта. Снова чувство правды, столь редкое. Ланкастер тоже упоминал Скарборо и море. Он попытался сказать как можно мягче:
– И все же, почему Йоркшир?
– Однажды я взял Эмму на рыбалку, вон туда за лесом. И она рассказывала, как любит море. Мать возила ее в Скарборо каждое лето, когда она была девочкой. – Он снова взглянул в холл и придвинулся ближе. – Я никогда не рассказывал Мэтью, – добавил он.
Скарборо. Йоркшир. Довольно приблизительные сведения, но это лучше, чем потратить время, исколесив весь цивилизованный мир.
Вспаханная земля была мягкой как пух, и ветер с океана намного теплее, чем она ожидала. Первые крохотные ростки уже пробивались сквозь грунт, защищенный сеном, которое она разбросала неделей раньше.
Эмму всегда переполняло счастье, когда она стояла здесь в своем собственном саду, рядом со своим домом. И могла видеть отсюда спокойную бледно-голубую гладь моря, открывавшуюся за границей утеса.
Наконец-то она нашла именно то, что хотела. Встретившись с агентом по недвижимости месяцем раньше, она объяснила ему, что хочет приобрести и где. Он рекомендовал ей посмотреть четыре дома, но она остановилась на втором и больше не стала смотреть.
Здесь было поистине прекрасно. Тихо и красиво. Именно то, о чем она всегда мечтала. Она могла бесконечно любоваться этим видом и уходила в дом только тогда, когда солнце опускалось за море.
Эмма провела рукой по талии, все еще разрываясь между облегчением и странным сожалением. Кое-какие советы она получила у женщины, собирающей травы, а Харт, видимо, предпринял собственные меры. Она вздохнула с облегчением, когда началось обычное женское недомогание, но вместе с тем чувствовала некоторое разочарование, так как теперь дверь в прошлое захлопнулась навсегда. Все осталось там. За этой дверью.
Эммы Дженсен больше не существовало. Впрочем, как и Эмили. Как и придуманной леди Денмор. Сейчас она была просто вдова Керн, такая же ненастоящая, как леди Денмор, но совсем, совсем другая.
Она воткнула совок в землю и подумала, как сильно изменилась за последнее время. То вожделение, которое она ощущала к Харту, прошло. Та единственная ночь утолила все те необузданные желания, которые так жгли ее.
Харт пробуждал в ней именно то, чего она так боялась. Она так много хотела получить от него, фантазировала и мечтала о будущих удовольствиях, которые он доставит ей. Ее тело возбуждалось от одной мысли о нем. Если бы она осталась в Лондоне, она бы пропала.
Но здесь, в этом тихом райском уголке, дикие желания, казалось, оставили ее. Она не бросала плотоядных взглядов на мужчин ее новой деревни. Более того, она даже старалась смотреть на них, чтобы вызвать в себе нечто похожее на желание, но ничего не испытывала. Обнаженные торсы молодых мужчин, плескавшихся в море, не вызывали у нее никаких эмоций.
Это была привилегия Харта, его одного.
Соленый ветер унес ее вздох, и Эмма прислонила совок к серой стене коттеджа. Этим летом она покрасит дом в белый цвет, хотя тогда исчезнет серебристый оттенок старого дерева.
Эмма сняла передник и, увидев Бесс в окне кухни, помахала ей. Затем она направилась по тропинке, которая уже поросла травой.
Бесс не могла понять очарования обрывистого утеса и каменистого пляжа внизу. «Вы сломаете себе шею», – предупреждала она. Но Эмме нравилось спускаться с утеса к пляжу, и риск добавлял этому путешествию очарования.
Внизу на узкой полоске песка она чувствовала себя свободной. Странно, потому что она не могла пройти ни вправо, ни влево дальше, чем на двести ярдов. Но шум волн, дуновение бриза, крики чаек и странный соленый запах моря – все это наполняло душу умиротворением. Она снова чувствовала себя юной и счастливой. Она была в безопасности. И наконец довольна.
Но она не могла унести это чувство с собой. Она не могла забрать его и сохранить на всю ночь.