– Трудно представить, что я даже подумывал на вас жениться.
– Дурацкая мысль, которой все равно не суждено было осуществиться.
– Кошмар, так бы я это назвал. Вы очень неприятная женщина.
Амелия склонила голову набок.
– Учитывая, от кого исходят эти слова, я принимаю их как комплимент. Нилс все равно узнает, что я пропала, и сообщит моей семье.
– Ах да. Ваше семейство. Представляю, какие они питают чувства к вашему американцу в данный момент. Хватит ли у него смелости заявить, что он вас поимел? О, не пытайтесь этого отрицать! Я видел, с каким вниманием вы отнеслись к нему тогда, в гостиной.
– Я и не собираюсь этого отрицать.
– В самом деле? Ни капли стыда? Ну да, я ведь слышал, что у акоранцев нет понятия о морали.
– Вы ничего о нас не знаете. Если бы нам случилось подискутировать на темы морали, я вас уверяю, вы бы проиграли в споре.
Хоули откинулся на подбитую ватой спинку сиденья, сложил молитвенно руки на груди и одарил ее холодной усмешкой.
– Может, принцесса, вы так и не заметили, что из нас двоих – вы в кандалах и цепях. Вы здесь всего лишь как наживка. И не тешьте себя иными предположениями. Если вы будете умницей и не станете мне мешать, то можете даже остаться в живых.
Амелии его признание принесло определенное облегчение. Но тешить себя надеждами, находясь в руках законченного негодяя, не стоило. Не стоило верить ни одному его слову. Доверяй лишь тому, что видишь.
Итак, наживка. Наживка, чтобы поймать Нилса. Чтобы заманить его в ловушку, вовлечь в ситуацию, когда он будет думать только о том, как спасти ее, и забудет, что опасность может грозить и ему. Выбить его из колеи, заставить забыть об осторожности. Она не могла такое допустить. Но как остановить Хоули?
Если в тот раз ей не удалось выпрыгнуть из кареты, то сейчас об этом не стоило и думать.
Тогда... Что ей оставалось?
На сиденье рядом с Хоули лежал какой-то предмет в чехле.
– Что это? – спросила она.
– Не ваше дело.
– Похоже на меч. – Действительно, по форме предмет напоминал меч, но был завернут в темную ткань.
– Это ведь меч Нилса? Тот, что он купил у Шеренски?
Саймон Хоули, который не испытывал никаких угрызений совести из-за того, что убил пятьдесят девять человек, покраснел.
– Я случайно наткнулся на него, когда поджидал вас. Такой меч должен иметь хозяина поприличнее, чем ваш американец.
– Он принадлежал предкам Нилса.
– Это чепуха. Ясно, что им владел высокопоставленный викинг.
– Вы украли акоранский нож, тот самый, которым вы пытались убить Шедоу. Теперь вы украли меч. Похоже, вы не только убийца, лорд Хоули, но и мелкий воришка?
Она поняла, что зашла слишком далеко, когда слова уже были сказаны. Лорд Хоули ударил ее по лицу так, что она отлетела в угол.
– Стерва, – прошипел он с леденящим спокойствием. Потирая занемевший кулак, он поудобнее уселся и все остальное путешествие оскорблено молчал.
Амелия тоже молчала. Щеку жгло, но боль помогала сосредоточиться. Окна кареты были задернуты, но и небольшой щели хватило, чтобы увидеть, что на улице темно. Она не имела представления, сколько времени была без сознания, как не знала и того, насколько далеко они удалились от Лондона. Если бы она смогла получить хоть какой-то намек на то, где они находятся, можно было бы думать о побеге или ином пути спасения.
В глубине души она понимала, насколько мала вероятность того, что ей позволят сбежать, но она отказывалась покоряться судьбе. Она лишь продолжала высматривать сквозь узкую щель хоть что-нибудь – дом, поворот, что могло бы ей помочь.
Но она испытала шок, когда карета проехала мимо гостиницы – не просто гостиницы, а той, где ей уже случилось побывать. «Три лебедя». Нилс отвез ее туда, после того как подобрал на дороге.
Итак, Хоули вывез ее за город, но недалеко – всего несколько миль от Лондона. Через какое-то время они миновали тот дом, который она, кажется, тоже узнала, хотя полной уверенности не было. Выходит, они ехали...
Нилс тогда выезжал из своего загородного дома, того, что он снял по приезде в Лондон. По крайней мере, когда он нашел ее на дороге, он так говорил. Говорил он это и ее родственникам. Амелия была достаточно догадлива, чтобы понять, зачем Хоули ее туда везет.
– Куда мы едем?
Хоули неохотно поднялся с сиденья. Он смотрел на нее так, будто общение с ней было для него как нож острый.
– В мой загородный дом.
– Вы там живёте? – Совпадение такого рода невозможно. Нилс не знал, кто такой Хоули, и, приехав в город, снял дом. Когда она играла в бильярд, то прикидывала шансы, прежде чем ударить по шару. Но вероятность того, что Нилс снял дом, принадлежавший Хоули, сводилась почти к нулю.
Гораздо более вероятным представлялось то, что Хоули врет, чтобы успокоить ее бдительность ложной надеждой. Но у нее появилось очевидное преимущество. Хоули не мог догадаться о том, что местность ей знакома. Ну и что?
– Откуда Нилс узнает, где меня искать?
– Я пошлю ему записку. А сейчас замолчите.
У нее было время. По крайней мере до утра. Если бы не эти кандалы на ногах...
– Лорд Хоули...
– Я просил вас помолчать.
– Мне очень неудобно.
– Что с того? Если вас еще тошнит, будьте любезны высунуть голову в окно. И, .пожалуйста, учтите, – с глумливой ухмылкой сообщил он, – что дверца кареты на цепи.
– Как и я. Собственно, именно поэтому я так некомфортно себя чувствую. Не сомневаюсь, что вот это, – она подняла руки, – результат моего неподобающего поведения. – Она потупила глаза и застенчиво улыбнулась, поднимая взгляд на своего похитителя. Там, где проигрывает сила, выигрывает слабость – женская слабость.
Бедный лорд Хоули! Он вообще не имел представления о том, что такое акоранские женщины. Ее предки попали, что называется, из одной катастрофы в другую – после буйства стихии, разрушившей их страну, в руки нежданных завоевателей. Но женщинам ее рода удалось приручить и стихию, и мужчин, не знавших иного языка, кроме языка силы. И она была достойна своих прародительниц.
– Даже не думайте меня завлекать, – сказал лорд Хоули.
– Разумеется. Но в этих оковах нет необходимости. Я не могу убежать.
– Не можете. Но можете попытаться, чтобы уберечь Вулфсона.
– Зачем мне его оберегать?
– Потому что вы его любите.
– Люблю? – Она тихо засмеялась. – А мне казалось, что вы рассудительный человек. – Пусть простит ее Бог за то, что она должна была делать. – Мистер Вулфсон... меня развлек. Не могу, однако, сказать, что мне это было так уж неприятно.
