«Две тысячи — порядочный куш, — думал он. — Очень прилично для начала в золотых россыпях! Надеюсь, моя Калифорния доставит еще что-нибудь, прежде чем мы закроем счет и удалимся наслаждаться выгодами спекуляции. Надеюсь, что мой приятель надежный человек; не думаю, чтобы он решился бежать. Впрочем, я буду следить за ним».
Несмотря на естественную жажду разменять эти продолговатые кусочки бумаги — чеки, подписанные хорошо известным именем Генри Дунбара, на золото или еще более ходячие бумажки, выдаваемые банком, майор Вернон не выказывал особенной поспешности уехать из Лисфорда.
Многие из лисфордцев видели нищенски одетого незнакомца в карете Генри Дунбара, рядом с богачом-банкиром. Это происшествие известно было в Лисфорде и в двух ближайших приходах до истечения дня свадьбы Лоры, и потому майора всюду встречали очень вежливо.
Наружность его, разумеется, была нищенская; каблуки его сапог имели странную форму, и его сюртук не отличался изяществом. Шляпа его была со слишком сильным лоском и не доказывала его заботливости о выгодах шляпных фабрикантов. Костлявые его руки были красны, и не было ничего джентльменского в том, что нечто похожее на старую перчатку болталось между его указательным и большим пальцами, когда он проходил по деревенской улице.
Но его видели в карете Генри Дунбара, и с этой минуты он возбуждал участие во всех встречных. Он — обедневший джентльмен, знавший лучшие дни; или, может быть, он — скряга, причудливый человек, который носил худые сапоги и потертую шляпу ради собственного удовольствия. Поэтому незнакомцу оказывали в «Розе и Короне» всякое уважение, кланялись при встрече и спешили отвечать на вопросы, которые он задавал, расхаживая по деревне.
Ему удалось таким способом узнать вообще о многих вещах, и в особенности о привычках Генри Дунбара. Банкир дал своему бедному приятелю вместе с чеками еще горсть соверенов для расходов, и потому майор мог пользоваться всеми удобствами в «Розе и Короне» и щедро за все платить.
— Я замечаю, что воздух в Варвикшире очень полезен для меня, — сказал он содержателю гостиницы, сидя за завтраком в общей зале, на второй день после его встречи с Генри Дунбаром. — И если б у вас на примете был удобный домик по соседству, годный для одинокого холостяка, имеющего достаточное состояние и не знающего ни души, с которой бы он мог поделиться им, то я, может быть, решился снять и меблировать такой домик.
Хозяин почесал в голове и подумал немного. Потом он звонко и торжественно ударил себя по колену.
— Я знаю, что вам нужно, майор Вернон, — сказал он. — И у меня есть такой домик на примете. В будущий четверг там будет аукцион. Мистер Грогсон, шорнклифский аукционер, будет продавать ровно в одиннадцать часов мебель и аренду удобного маленького коттеджа. Его называют Вудбин-Коттедж. Очень приятное местечко, принадлежавшее старому адмиралу Мандерсу. Адмирал умер в этом доме, и так как он был холостяк, то деньги его достались дальним его родственникам, а мебель и аренда коттеджа продаются. Но я полагаю, — прибавил хозяин, сомнительно поглядывая на своего гостя, — я полагаю, что цена аренды и мебели, картин и посуды дойдет до восьмисот или тысячи фунтов, и, может быть, вы не пожелаете истратить подобную сумму?
Майор презрительно поднял брови.
— Если коттедж мне понравится, то я не прочь дать за него и тысячу фунтов. Сегодня воскресенье; я завтра или во вторник утром съезжу в город закончить одно дело и возвращусь к аукциону.
— Мы с женой тоже собирались ехать, сэр, — ответил хозяин почтительным голосом. — И если вы позволите, мы довезли бы вас в нашем четырехколесном шарабане. Вудбайн-Коттедж всего в полутора милях отсюда и около мили от Модслей-Аббэ. Жена моя хотела там купить медный совок для угля, принадлежавший покойному адмиралу. Но если вы раньше аукциона предложите хорошую цену, то вам могут продать все имущество.
— Я посмотрю, — ответил майор Вернон. — Я сегодня же утром схожу в Шорнклиф к мистеру Грогсону… Грогсоном, кажется, вы назвали аукционера?
— Да, сэр; теперь Грогсон — очень почтенный и добрый человек. Контора его находится в Шорнклифе, на большой улице, рядом с мистером Ловелем, стряпчим, и всего в полудюжине ярдов от церкви Св. Гвендолины.
Майор Вернон, как он себя называл, прошел пешком из Лисфорда в Шорнклиф. Он был порядочный ходок — напрактиковался в хождении в долгих и скучных переходах от одних скачек к другим, так как его карманы были вечно пусты и ему нечем было заплатить за билет на железной дороге. Это был первый мороз в этом году, поэтому дороги высохли и отвердели; шум конских копыт и вертящихся колес, звон колокольчиков, громкое лаянье собаки пастуха и голоса трудолюбивых рабочих далеко разносились в резком, морозном воздухе.
Город Шорнклиф в этот день был очень спокоен, ибо только в ярмарочные дни заметно было движение и шум на его узких, старинных улицах, и майор Вернон не встретил никакого препятствия в деле, по которому пришел.
Он прямо отправился к аукционеру, мистеру Грогсону, и узнал от этого джентльмена все подробности предстоящей распродажи в Вудбин-Коттедже. Майор предложил принять на себя аренду за выгодную цену и купить всю мебель по оценке.
— Я только желаю иметь комфортабельный маленький домик, где я мог бы без дальнейших хлопот поселиться, — сказал Вернон с видом светского человека. — Я люблю спокойно наслаждаться жизнью. Если вы можете по чести рекомендовать этот коттедж как стоящий восемьсот фунтов, то я готов немедленно внести эти деньги. Я куплю все по вашей оценке, если настоящие владельцы согласятся на эти условия; я готов дать в задаток двести фунтов или около того во вторник вечером.
Мистер Грогсон обещал употребить все свои старания в пользу майора Вернона, то есть насколько это не противоречило интересам его настоящих владельцев.
Аукционер, конечно, не мог не усомниться в этом высоком, нищенски одетом незнакомце в грязно-белой шляпе и в стоячем воротнике; но предложение задатка в двести фунтов изменило его мнение. На свете есть много эксцентричных людей, и наружность часто обманчива. Майор говорил уверенно, как человек, у которого есть текущий счет в банке.
Майор возвратился в «Розу и Корону», съел хороший обед, заказанный им перед уходом в Шорнклиф, оплатил поданный ему счет и приготовился ехать в Лондон на следующее утро с первым поездом. Было уже десять часов вечера, когда он, несмотря на позднее время, надел шляпу, высоко поднял воротник и вышел на большую улицу.
Нигде уже не видно было огня, но майор все же направился по дороге к Модслей-Аббэ и шел довольно скорыми шагами, несмотря на снег, который падал хлопьями.
