На Соборной площади толпилось множество народу; все хотели видеть знаменитое «красное крыльцо», которое находится слева от Грановитой палаты.
— Ах! Вот она, наша матушка!
Простолюдины опустились на колени, бояре истово крестились. Елизавета вышла из «святых сеней» и остановилась на верхней ступени. На ней было широкое платье из тонкого, затканного золотом сукна. Кокошник в форме огромной диадемы подчеркивал утонченные черты ее лица. Широкое золотое шитье, изукрашенное драгоценными камнями, обнимало ее запястья. В этом костюме, который носили царицы в далеком прошлом, Елизавета словно сошла с миниатюры византийской рукописи. Рядом шел митрополит, держа знаменитый скипетр. Их окружали рынды, одетые в белое и с алебардами на плечах. Флорис и Адриан шли среди двух десятков привилегированных бояр. Бледный как смерть Флорис держал в правой руке массивный золотой шар: он должен был вручить его императрице. Он чувствовал, как рука его дрожит, а сердце наполняется яростью. Разумеется, утром Елизавета ничего не сказала братьям. Да она и не могла этого сделать!
«О! Бежать… скрыться! Она из жалости приказала мне остаться», — с горечью твердил про себя Флорис.
Адриан бросился к нему.
— Осторожней, Флорис, ты чуть не уронил державу.
Процессия вошла в собор. В узком кафтане из серебряной парчи, подпоясанном персидским поясом, расшитым драгоценными камнями, в надвинутой на глаза собольей шапке с атласным верхом, Флорис не слышал, о чем взволнованно шептались в народе, когда он проходил мимо. Слова, брошенные вчера Бутурлиным, сегодня были подхвачены мужиками:
— Царская кровь.
— Посмотрите на молодого барина, в нем царская кровь.
— Он «посланец», призванный охранять нашу матушку.
В русской земле у молвы быстрые ноги.
Двери Успенского собора закрылись.
— Господи, храни царицу!
— Господи, защити Россию!
Патриарх сделал знак. Настала очередь Флориса. Словно во сне приблизился он к трону. Елизавета застыла между двух икон: Богоматери и Святого Спаса. Преклонив колени, Флорис — как ему было сказано накануне, — опустил глаза и протянул ей золотую державу.
Ему показалось, что он услышал: «Спасибо, Флорис».
Он вздрогнул и поднял голову. Елизавета походила на статую. Да и что она могла сказать сейчас, облаченная в тяжелое парадное одеяние со всеми царскими атрибутами: короной Владимира, которой митрополит только что увенчал ее голову, знаменитыми золотыми царскими бармами, с державой и скипетром в руках! Флорис вернулся на свое место. Чудные низкие голоса взлетели к сводам собора. Сердце юноши сжалось. О! Это русское пение надрывало ему душу! Он сжал руку Адриана:
— Прости, брат мой, вчера я был гадок. Ты намного лучше меня. Я люблю тебя так же, как Батистину. Между нами ничего не изменилось.
— Забудем о размолвке, брат, ничего и никогда не изменится, — взволнованно улыбаясь, ответил Адриан, — никогда…
Церемония была долгой. Затем торжественный кортеж под восторженные крики толпы прошествовал из дверей собора в Грановитую палату. Там, в тронном зале, Елизавета должна была принимать верноподданных. Каждый боярин считал своим долгом подойти и преклонить колено перед своей государыней. Затем настал черед послов, полномочных министров и советников…
Флорис колебался.
— Брат, надо идти, ты обязан это сделать, — настаивал Адриан.
— Мы пойдем вместе, после Тротти.
Подошла очередь маркиза; приблизившись к трону, он бросил снисходительный взгляд на Воронцова и Бестужева.
«Ах! Какая милая парочка. Но мы обойдемся без вас и сами подпишем договор с Россией».
— Мы счастливы, господин маркиз де Ла Шетарди, принимать вас при нашем дворе, — громко произнесла Елизавета и совсем тихо добавила: «Вы не находите, что здесь лучше, чем в Шлиссельбурге?»
Тротти невозмутимо поклонился и подумал:
«Эта юная царица так же дерзка, как Флорис: она тоже забыла о моем звании чрезвычайного посла…» Затем он выпрямился, надменный и величественный:
— Гордясь высокой миссией, которой я имею честь быть облеченным, я слагаю к ногам вашего величества, императрицы и самодержицы всея Руси, земель Московских, Киевских, Владимирских, Новгородских…
— Началось, — улыбнувшись, прошептал Адриан, — Тротти понесло.
— Ты прав, он набрал побольше воздуха и галопом помчался дальше.
— … царицы Казанской, царицы Астраханской, царицы Сибирской, царицы Херсонеса Таврического, владелицы Пскова и великой герцогине Смоленской…
— Разве я был не прав, утверждая, что для французов любые средства хороши, лишь бы выделиться, — проворчал Воронцов.
Бестужев сделал ему знак помолчать и послушать, что будет дальше.
— … герцогини Эстонской, Ливонской, Карельской, Тверской, Ингрийской, Пермской, Вятской, Болгарской…
— О, Золотое Слово поистине сын богини Красноречия, — прошептал Ли Кан, сумевший найти место за колонной, куда он и пробрался вместе со своими двумя товарищами и Жоржем-Альбером.
— …владетельной повелительницы и могущественной великой герцогини Чернигова, Рязани, Озерии, Удории, Абдории, Кондинии, Вилеска, Мстислава…
— Только Тротти могла прийти в голову подобная идея, — шепнул Адриан.
— Никто при дворе никогда не знал полного титула царей.
— Посмотри на императрицу, она в восторге.
Флорис поднял глаза и взглянул на Елизавету. Без сомнения, Тротти забавлял ее. Затем она перевела взор на Флориса. Глаза их встретились, и внезапно среди этой пышной толпы молодым людям показалось, что они одни на свете.
— …владычицы северного побережья, повелительницы Иверии, наследницы царей Картлии, Грузии, Черкессии и Гонски…
Тротти вновь изысканно поклонился и продолжил:
— …мои верительные грамоты, и от лица вашего брата, его величества Людовика XV, короля Франции и Наварры, передаю вам изъявления искренних и теплых дружеских чувств, равно как и выражаю надежду на заключение соглашения между нашими государствами.
Бояре были заворожены тирадой Тротти.
— Он слишком хорошо говорит, а это опасно, Воронцов, — пророкотал Бестужев.
— Благодарим вас, господин чрезвычайный посол, за ваши пожелания: они весьма приятны нам. Передайте моему «дорогому брату и любезному другу», его величеству королю Франции, наше особое желание поддерживать братские отношении между нашими дворами — Елизавета наклонила голову: аудиенция была окончена.
Еще несколько послов предстали перед императрицей, однако их появление было встречено полнейшим равнодушием. Придворные перешептывались, обсуждая речь Тротти. Маркиз был на седьмом небе: договор наверняка будет подписан…
Теперь к Елизавете приблизились Флорис и Адриан. Флорис благословлял болтливость Тротти: никто не обращал на них внимания. Они преклонили колени и быстро встали, освобождая место следующим. Однако голос царицы пригвоздил их к ступеням трона.
