– Для Короны, естественно.
– А еще для вас и вашего идиотского плана с гластонберийским крестом.
Когда Джарвис промолчал, Себастьян спросил:
– Как, черт подери, вы убедили антиквара прикрыть его авторитетом ваш трюк?
– У мистера Чайлда имеются определенные особые наклонности, которые он предпочел бы не разглашать.
– Насколько особые?
Барон запихнул табакерку обратно в карман.
– Не настолько, чтобы их нельзя было удовлетворить в «Ягнячьем загоне».
– А Габриель Теннисон знала об особых наклонностях Чайлда?
– Возможно.
– Так почему же вы уверены, что Теннисонов убил не он?
– Я отнюдь не уверен. Отсюда решение прекратить расследование. Нельзя, чтобы это убийство хоть малейшим образом выглядело связанным с королевским двором. – Джарвис поправил манжеты. – Дело закрыто, Девлин: преступник установлен и наказан собственной смертью.
Виконт кивнул на лежавший перед ними труп:
– Мне так не кажется.
– Вам не известно доподлинно, имеет ли это нападение отношение к делу Теннисонов. Власти удовлетворены. Горожане вздохнули с облегчением. Оставьте все как есть.
– И позволить настоящему злодею разгуливать на свободе? – криво усмехнулся Себастьян. – Пускай отец и мать пропавших мальчиков до конца своих дней не узнают, что случилось с их детьми? Пусть скорбящие родители Арсено в Сен-Мало считают, что их сын детоубийца?
– В жизни нередко встречается грязь.
– Это не грязь. Это мерзость. – Девлин стремительно направился к двери.
– Вы забыли труп, – окликнул вслед барон.
– За ним скоро должны явиться с Боу-стрит. – Остановившись, Себастьян оглянулся: – Любопытно, почему Геро решила, будто с Габриель Теннисон расправились вы?
Джарвис одарил зятя медленной, язвительной усмешкой:
– Спросите у нее.
Вместо того чтобы вернуться на Брук-стрит, Девлин вначале отправился на поиски мистера Бевина Чайлда.
В маленьком тупичке, известном как Уайн-Офис-корт, рядом с Флит-стрит, располагалось почтенное заведение[45], которое пользовалось популярностью у мужей науки и адвокатов из близлежащего Темпла. Приглушенный разговор с дородным официантом направил виконта вверх по узеньким ступенькам в прокуренный зал с обшитым досками низким потолком, где за столиком под массивными деревянными окнами антиквар в гордом одиночестве вкушал бифштекс по-ротэрхемски.
Он как раз подносил кусочек к открытому рту, когда поднял глаза, заметил приближавшегося Себастьяна и со звоном выронил вилку.
– Добрый вечер, – поздоровался виконт, опускаясь на диванчик с высокой спинкой напротив Чайлда. – Я удивился, услышав от слуги, что вас можно найти здесь. Насколько я помню, обычно вы по пятницам находитесь в Гоф-Холле.
Антиквар захлопнул рот.
– На этой неделе мой распорядок… нарушился.
– Как огорчительно для вас.
– Да, вы себе и не представляете. – Чайлд медленно поднял вилку, сжевал кусочек бифштекса и тяжело сглотнул. – Я… – Подавившись, он откашлялся и начал снова: – Я надеялся, мои вчерашние объяснения в музее удовлетворили вашу супругу.
Себастьян сохранял бесстрастное лицо, хотя, если честно, не имел ни малейшего понятия, о чем говорит собеседник.
– Уверены, что ничего не пропустили?
– Нет-нет, ничего.
Виконт подал сигнал официанту принести кружку горького пива.
– Расскажите мне еще раз, каким образом мисс Теннисон выяснила, что крест поддельный.
Чайлд опасливо зыркнул по сторонам и подался вперед, понижая голос.
– Вообще-то, по чистейшей случайности. Мы условились, что Габриель подъедет в Гоф-Холл в пятницу, чтобы взглянуть на артефакт. Я ожидал ее приезда в начале дня, но время шло, а она все не показывалась, и я уже перестал ее высматривать. И тут явился ремесленник, изготовивший крест. – Пухлое лицо ученого вспыхнуло от негодования. – Этот прохвост набрался наглости прийти незваным, чтобы снова предложить свои услуги. Я как раз в конюшне высказывал ему все, что думал о его предложении, когда повернулся и увидел на пороге мисс Теннисон. Она... Боюсь, она услышала достаточно, чтобы уловить суть происходящего.
– Откуда ей стало известно о причастности Джарвиса?
Антиквар нервно облизнул губы.
– От меня. Видите ли, Габриель угрожала разоблачением. Вот я и предостерег, что она даже не представляет, против кого и чего собирается выступить.
– И это сообщение не испугало ее?
– К несчастью, нет. Скорее наоборот, только сильнее распалило.
Себастьян обвел взглядом блестящее от испарины лицо толстяка.
– Кто, по-вашему, убил мисс Теннисон?
Чайлд прыснул.
– Вы находите мой вопрос забавным?
Антиквар отрезал следующий кусочек бифштекса.
– В сложившихся обстоятельствах – да.
– Он без подвоха.
Оставив еду, собеседник наклонился вперед:
– Честно?
– Честно.
Ученый муж снова стрельнул глазами по сторонам.
– Джарвис. Я считаю, лорд Джарвис убил ее – вернее, приказал убить.
– Любопытно. Видите ли, барон полагает, будто это сделали вы.
– Вы серьезно? – вытаращился Чайлд. – Я никогда бы не смог поднять руку на Габриель. Я любил ее! Любил с того самого момента, как впервые увидел. Господи Боже, ведь я хотел жениться на ней, несмотря на то, что отлично знал о припадках.
– О чем? – изумленно посмотрел на него виконт.
Антиквар прижал к губам салфетку.
– Понятное дело, Теннисоны предпочитают об этом не распространяться. И хотя, признаться, я никогда не замечал каких-либо признаков за Хильдеярдом или Габриель, нет сомнений, что в их роду это частое явление. Знаете, еще их прадед болел и, насколько мне известно, отец мальчиков – который викарием в Линкольншире – тоже ужасно страдает от приступов.
Себастьян уставился через стол на собеседника:
– О чем, разрази вас гром, идет речь? Какие приступы?
Чайлд недоуменно заморгал:
– Что значит «какие»? Падучей болезни, конечно же. Вот почему мисс Теннисон решительно отказывалась выходить замуж. Хотя у нее самой проявлений не наблюдалось, она опасалась, не передастся ли недуг будущим детям. Габриель называла его «фамильным проклятьем». Д’Эйнкорт, скажу я вам, из-за этого просто бесился.
– Д’Эйнкорт? Но почему?
– Наш досточтимый парламентарий может отрицать до посинения, но он, бесспорно, и сам страдает от припадков – хотя не в такой степени, как его старший брат. Когда мы учились в Кембридже, д’Эйнкорт чуть не убил намекнувшего на это сокурсника. – Запнувшись, Чайлд повторил собственные слова, словно только что понял их скрытый смысл. – Да, чуть не убил.
Виконт нашел жену в библиотеке, за столом перед открытой одной из записных книжек Габриель Теннисон.
Поза Геро выглядела непринужденной, но Девлин буквально видел звеневшее в каждой линии ее тела напряжение. Когда он остановился в дверях, жена подняла глаза, и на ее щеках выступил легкий румянец. Себастьян ощутил снова возникшую между ними настороженность, скованность, которой недавно не было, но не знал, какие слова сказать, чтобы ослабить неловкость.
Геро произнесла их за него.
– Не очень-то хорошо мы справились с ситуацией, да? Или вернее, я не справилась?
Приблизившись, он подтянул стул и сел напротив. Злость, переполнявшая его сердце на берегу Темзы, вытекла, оставив неожиданную опустошенность и гнетущую тяжесть, в которой Себастьян узнал печаль.
Он провел взглядом по сдержанно-спокойным чертам.
– Я бы остановился на «мы».
– Мне жаль, что все так сложилось, – натянуто сказала Геро, – но в своем решении я не раскаиваюсь.
– Полагаю, это правильное решение. Я восхищаюсь твоей преданностью отцу, хотя и не вполне согласен с ней.
Девлин с удивлением уловил, как по лицу жены пробежала слабая дрожь, но Геро по-прежнему жестко держала себя в руках. Лишь однажды Себастьян видел, как ее самообладание дало трещину: в подземелье старого Сомерсет-хауса, когда они вместе смотрели в лицо смерти – и зачали ребенка, который теперь рос в ее лоне.
– Я разговаривал с Джарвисом. Он посоветовал спросить у тебя, откуда ты узнала про его столкновение с Габриель Теннисон. Это она тебе рассказала?
– Не совсем. В пятницу вечером я гостила у матери, и тут с нижнего этажа донеслись сердитые голоса. Слов нельзя было разобрать, – сдержанные черты осветились слабым подобием улыбки, – не всех же Создатель наградил твоим слухом. Но мне показалось, будто я узнаю голос своей подруги. Поэтому я спустилась вниз, но только дошла до холла, как Габриель вылетела из библиотеки со словами: «Я предупредила Чайлда: если он продолжит эту затею, я разоблачу его – и вас заодно». Потом повернулась и заметила меня. Она просто… посмотрела на меня через холл и выбежала на улицу. – Геро на миг умолкла, и ее лицо сжалось от горя. – Больше я никогда ее не видела.
