«… Я покорял моря и страны, но никогда не покорялся сам… Ты как-то сказала, что я похож на Вильгельма Завоевателя, и мы вместе смеялись над этим, ведь я завоевал самый главный бастион, твое сердце. Если бы я знал тогда, что эта победа станет предвестием страшного поражения, громадного одиночества… Я бы увез тебя, украл, запер в своем замке, и ни одно войско не смогло бы отнять тебя у меня…»
Грейс грустно улыбнулась и развернула другое письмо.
«В своей достойной сожаления самоуверенности я полагал, что никогда уже не буду один, что ни люди, ни обстоятельства, ни промысел божий, ни дьявольские ухищрения не сумеют разлучить меня с той, кто своей юностью поселила весну в моей душе… Одумайся, я никогда не поверю, что твоя привязанность ко мне слабее этих печальных обстоятельств, что слова, сказанные в миг отчаянья, могут превратить солнечную поляну нашей любви в измученную жаждой пустыню…
Сколько еще мне молить тебя вернуться? Сколько раз повторять, что пыльные оковы фамильной чести не сдержат меня в стремлении соединиться с единственной любовью? Милая моя, не дай мне потерять тебя…»
Отрывистые, взволнованные строки, идущие из самой глубины страдающего сердца, были так непохожи на насмешливые замечания маркиза Секвилля, на его манеру держаться в свете! Грейс вспомнила, как увидела Уильяма в первый раз на балу. Решительный, невозмутимый, надменный вельможа… Впрочем, с нею он сразу держался приветливо и проявлял интерес к тому, что она говорит, пусть даже это были самые простые вещи. Потом беседа на террасе… еще танцы… встреча на прогулке… Все это было так живо в памяти, словно произошло несколько дней назад.
— Боже, как я могла даже подумать о том, чтобы выйти замуж! — ахнула Грейс. — Предать свою единственную любовь, оставить дорогие мне воспоминания ради благополучной жизни супруги священника!
Она словно бы пробудилась от краткого сна и впервые обрадовалась этому. Сколько раз Грейс мечтала, чтобы поездка на скачки и последующие события ей только привиделись! Но снова и снова бедной девушке приходилось признавать, что все случилось на самом деле. А сейчас она позволила себе грезить о большом уютном доме, наполненном детскими голосами, и в этих грезах рядом с ней был нелюбимый мужчина!
— Нет, нет, пусть все остается как есть. Как только он приедет, я попрошу прощения за свою неблагодарность и откажу ему. Я даже ничего не буду говорить матушке, она очень расстроится. Все это останется только между нами. Никто ничего не узнает, и его гордость не будет уязвлена, — решила она, бережно касаясь кончиками пальцев дорогих ей писем. — Только бы мне удалось разыскать Кэти! Она, несомненно, одобрила бы меня и поддержала.
Едва решение было принято, Грейс разом успокоилась. Конечно, жаль мистера Фаулера, но ей не в чем себя упрекнуть, она никогда не давала ему понять, что хотела бы занимать в его сердце особое место. Впрочем, иногда одни и те же поступки или слова разные люди воспринимают по-разному, это Грейс прекрасно знала, и вам не следует забывать о том, мои дорогие. Возможно, не лишенный тщеславия викарий счел ее дружеское внимание восхищением или даже влюбленностью, а что другое, в представлении человека его склада, могла испытывать молодая леди, глядя на полного всяческих достоинств джентльмена?
Грейс усилием воли запретила себе жалеть мистера Фаулера и чувствовать себя виноватой. У нее и без того достаточно забот, и больные в лечебнице гораздо больше заслуживают ее сочувствия.
Вернувшаяся из гостей миссис Эттон нашла дочь спокойной и деловитой, а на столе в кухне ждал рождественский ужин…
В середине января преподобный Фаулер возвратился в Марбери. Поездка затянулась, он мог бы воспользоваться этим новшеством, железной дорогой, и сократить часть пути, но путешествие в чреве дымного чудовища не отвечало его представлениям о комфорте. Неторопливо ехать в удобной карете, с грелкой под ногами, дремать или смотреть в окно, наблюдая, как меняется пейзаж, — что может быть приятнее? В дороге время для викария не имело значения, преподобный Фаулер не привык в таких случаях торопиться.
На этот раз, правда, он старался ускорить возвращение в свой приход. Не потому что не доверял помощнику, вовсе нет. Мистер Фаулер с несвойственным ему нетерпением ожидал встречи с одной молодой особой. Сможет ли он назвать ее своей невестой? Он был почти уверен, что да. Разумная молодая девушка не позволит себе пренебречь подобным предложением, а мисс Эттон оказалась самой разумной из всех молодых леди, которых ему довелось знать.
Он увидел впереди свой домик, когда над деревней уже сияли по-зимнему яркие звезды. Приходящая служанка не знала, в какой день викарий вернется, но каждое утро топила печь, не давая дому выстудиться и пропитаться сыростью.
— Что ж, пожалуй, я не буду откладывать визит к Эттонам, направлюсь к ним прямо с утра, — решил викарий. — Тем более что мне есть чем порадовать бедняжку. Надеюсь, она не разочарует меня своим отказом…
К сожалению или к счастью, надеждам викария не суждено было осуществиться. Когда Грейс открыла ему дверь, мистер Фаулер сразу понял это. Она выглядела спокойной и доброжелательной, но взгляд голубых глаз выдавал смущение… и жалость?
— Мисс Эттон, рад видеть вас в добром здравии, — начал викарий, как только Грейс провела его в гостиную. — Надеюсь, и ваша матушка прекрасно себя чувствует?
— В такую погоду ее беспокоят боли в спине, но в целом нынешняя зима кажется нам легче, чем предыдущая, — честно ответила Грейс.
— Я рад слышать это и не стану злоупотреблять вашим терпением, задавая банальные вопросы, мисс Эттон. Прежде всего хочу сообщить, что у меня есть кое-какие новости относительно места пребывания вашей подруги и ее матери.
— Вы знаете, где Кэти?
От спокойствия мгновенно не осталось и следа.
— Мне удалось выяснить, что после смерти предыдущего графа Бьюмонта его вдова приобрела небольшой домик в Уэймуте, куда и переехала минувшим летом. Врачи рекомендовали климат этого курорта как наиболее полезный для ее больных легких. Почему мать и дочь не остались дольше во Франции, мой источник не сообщил.
— Уэймут! Это так далеко отсюда, — опечалилась Грейс.
— Все же не так далеко, как французский берег, — с улыбкой возразил викарий. — Мои друзья знакомы с одной леди, а та еще с одной… Словом, не буду утомлять вас перечислениями всех звеньев этой цепочки, но, боюсь, не могу сообщить вам большего, так как не говорил сам с теми людьми, кто видел мисс Бьюмонт в Уэймуте. Кстати, граф прислал адрес лондонского поверенного?
