– Ты хочешь сказать, что не находишь ее утомительной? – не веря своим ушам, пожелала узнать Эннис.
– Нет, конечно! То есть я хочу сказать, она вовсе не кажется мне таковой. Нет, разумеется, иногда она действительно болтает слишком много, но в целом разговор с ней доставляет мне удовольствие, поскольку ее интересуют вещи, которые ничуть не интересны тебе. Всякие мелочи, например, хозяйственные дела, дети и… новые рецепты, и прочее в том же духе. – Поколебавшись, она добавила: – Видишь ли, милая, я тоже не так умна, как ты. Иногда я даже спрашиваю себя, уж не кажусь ли тебе смертельно скучной?
Эннис тут же принялась уверять ее в обратном и была так убедительна, что даже заслужила теплую улыбку леди Уичвуд, но в глубине души вынуждена была признать, что, как бы ни любила она свою невестку, почти все ее разговоры и впрямь представлялись ей скучными и бессодержательными.
– Что мне в ней нравится более всего, – задумчиво продолжала леди Уичвуд, – так это то, что она принимает близко к сердцу все мои заботы и тревоги, чего нельзя ожидать даже от Джеффри, поскольку джентльмены никогда не разделяют наших тревог относительно домашнего хозяйства, крупа, детской крапивницы. А еще она старается помочь в любых возникающих трудностях, даже самых мелких, причем ее не приходится просить об этом, и я надеюсь, что мне никогда не придется делать этого. Не могу передать тебе, как она помогла мне, когда я приехала сюда, а бедный маленький Том буквально с ума сходил от боли! Она отправилась с нами к Уэскотту и держала малыша за руки, на что у меня самой, увы! недостало решимости, пока доктор удалял ему больной зубик.
– Сестра! – торжественным тоном заявила Эннис, в глазах которой плясали лукавые искорки. – Я давно хотела сделать тебе ценный подарок, и теперь ты показала мне, каким он должен быть. Я отдам тебе Марию!
– Как ты можешь говорить такие глупости? – со смехом воскликнула леди Уичвуд. – Я и мечтать не смею, чтобы забрать ее у тебя.
Больше на эту тему они не разговаривали. В это время Том, заметив мать, подбежал к ограде, чтобы поздороваться с ней. Она вошла в сад, а Эннис направилась в дом. Лусилла проводила остаток дня у Стинчкомбов, и, поскольку миссис Стинчкомб пообещала доставить ее домой к ужину, Эннис чувствовала себя свободной от опекунских обязанностей. Она не могла не радоваться этому не только потому, что задача развлекать живую и непосредственную семнадцатилетнюю девушку оказалась куда более тягостной и утомительной, чем она предполагала, но еще и потому, что ей надо было хорошенько обдумать в тишине и покое то, что сказал ей мистер Карлетон. Если только она не ошибается в значении его загадочных слов, он, вне всякого сомнения, намеревается сделать ей предложение руки и сердца. Было бы неправдой утверждать, будто мысль об этом никогда не приходила ей в голову: приходила, но только в виде подозрений, которые она без особого труда прогоняла от себя. Но теперь, когда ее подозрения подтвердились, Эннис почувствовала себя застигнутой врасплох, а осознание того, что она в один миг лишилась хладнокровия, обретя взамен волнение и неуверенность молоденькой девушки, совершающей свой первый выход в свет, изрядно раздражало ее. Она так долго оставалась одна, что у нее вошло в привычку думать о себе, как о женщине, давно миновавшей не только брачный возраст, но и годы, когда можно любить и быть любимой. Открытие, что это не так, стало для нее шоком, вслед за которым пришла злость на саму себя, потому что она, казалось бы, была достаточно умной и взрослой, чтобы разбираться в собственных душевных порывах. Увы, правда заключалась в обратном. Она упрекала себя в том, что ей должно быть ясно, что мистер Карлетон не обладает ни одним из достоинств, за исключением состояния, что ничуть ее не интересовало, которые могли бы сделать его желанным претендентом на руку женщины, за которой ухаживали многие кавалеры, почти все из которых были наделены приятной внешностью, умелым обхождением, безукоризненными манерами и несомненным очарованием. Мистер же Карлетон не мог похвастаться ни одним из этих качеств; она улыбнулась, попробовав приписать ему хотя бы одно из них, и тут ей в голову пришла неожиданная мысль о том, что, пожалуй, именно отсутствие у него общепринятых добродетелей и привлекает ее. Мысль эта показалась ей абсурдной, но нельзя было отрицать, что даже самые обаятельные из ее кавалеров оказались неспособными затронуть струны ее сердца. Она думала, что если бы осталась без средств к существованию, то могла бы принять предложение руки и сердца одного из них, потому что он ей нравился и она была уверена, что из него получился бы вполне достойный супруг, но стоило ему действительно предложить ей выйти за него замуж, как она отказала и не только не сожалела о своем решении, но и была благодарна судьбе за то, что обстоятельства не вынуждали ее принять его. Она жалела его, потому что он был без ума влюблен в нее и отчаянно старался завоевать ее расположение. И ее пренебрежительное отношение к нему лишь заставляло его удваивать усилия, дабы сделать ей приятное. Вспоминая его ухаживания, она подумала, что он был самым верным ее поклонником, и тут же сопоставила знаки внимания, которыми он осыпал ее, с теми, что оказывал ей мистер Карлетон, и невольно рассмеялась. Они были совершенно не похожи друг на друга. Один использовал все известные ему уловки и хитрости для того, чтобы его ухаживание завершилось успешно, другой же не прибегал вообще ни к каким ухищрениям. В сущности, рассудительно сказала себе мисс Уичвуд, складывалось впечатление, что он использовал любую возможность, дабы настроить ее против себя. Он был безжалостно откровенен, резок до неприличия, не отпускал ей комплименты и ничуть не старался приложить хоть капельку усилий, чтобы понравиться. Очень странная манера ухаживать, если только это действительно было ухаживанием; и как ему удалось нарушить ее душевный покой, в чем она вынуждена была признаться себе, – вот вопрос, ответа на который у нее не было. Единственное возможное объяснение заключалось в том, что она по какой-то причине напрочь лишилась здравомыслия, которым так гордилась, и теперь рассудок отказывался повиноваться ей. Мисс Уичвуд даже спросила себя, не придает ли она слишком большого значения тем немногим свидетельствам того, что он влюбился в нее, и не означают ли они лишь то, что он намерен затеять с ней легкую интрижку. Но не успела эта мысль прийти в голову, как она тут же отказалась от нее: он никогда не пытался с ней флиртовать, а присущее ему холодное равнодушие ничуть не свойственно человеку, желающему приударить за кем-либо. Она решила, что для ее же собственного спокойствия будет лучше, если он вернется в Лондон, но тут же поняла, что не хочет, чтобы он так поступил. Оказалось, что она не может решить, хочет ли становиться его женой и что скажет ему, если он действительно сделает ей предложение. Она всегда верила, что если ей повезет встретить мужчину, которому суждено покорить ее сердце, то мгновенно распознает его, но теперь выяснилось, что она или заблуждалась, или же он не был тем самым мужчиной.
