Девушка прошла в другой угол комнаты к маленькому столику, на середине которого лежала визитка лорда Ханта, и взяла карточку в руки. Завтра она пойдёт к нему. Завтра она примет его деньги. Завтра у неё начнётся новая жизнь.
Проведя пальчиками по выгравированным буквам, Фэллон положила карточку обратно на стол. А сегодня вечером…
Сегодня вечером она попрощается с герцогом.
Конечно, она может просто сбежать. Выйти утром из дома, не попрощавшись и не объяснив причины своего отъезда. Или могла просто сообщить мистеру Адамсу, что увольняется. Снова встречаться лицом к лицу с герцогом было вовсе необязательно. И больше она никогда бы его не увидела.
Но Фэллон не могла поступить подобным образом. С её стороны это будет выглядеть как–то… неправильно. Особенно после… всего, что было.
Плохо это или нет, но она не могла уйти, не увидев герцога в последний раз.
Открыв дверь своей комнаты, она скользнула в мрачную тишину коридоров.
Доминик сидел в гостиной, вытянув ноги перед огнём. Огонь практически плавил подошву ботинок, но он даже не шелохнулся, предпочитая боль обгоревших ступней всем остальным чувствам, от которых по–настоящему страдал. Чувства. Дерьмо. Он потратил много лет на выпивку, женщин и рисование, чтобы пробудить в себе хоть какие–то чувства, а сейчас не мог остановить поток нахлынувших на него эмоций.
Разочарование разливалось по его телу, принуждая встать и отправиться на поиски Фэллон. Он должен вернуться в свою комнату, в свою постель, но запах Фэллон, преследовал его там, заставлял мучиться. Гостиная была безопаснее. Его веки закрылись. Он знал, что таким образом рискует заснуть, а утром, в лучшем случае, слуги обнаружат его здесь. Что вероятнее, в худшем случае, утром его найдёт Фэллон. Он не мог держать себя в руках, когда она находилась рядом. Не мог не дотрагиваться до нее. Не мог не наброситься на неё. На женщину, которая предпочла скромную жизнь служанки жизни с ним.
— Доминик.
Мягкий голос Фэллон заставил затрепетать все его нервные окончания. Он как будто мысленно сам позвал её.
Герцог крепко зажмурился, пытаясь остановить волну закипавших эмоций. В этой девчонке не было ничего, что могло бы пробудить в нём подобные чувства к ней. Ничего. Так же как и в нём. Доминик открыл глаза и увидел, что она стоит перед ним, одетая в отвратительную униформу, которую носили все рабочие его поместья. Его взгляд прошёлся по ней и остановился на её лице.
— Что–то ты забрела слишком далеко от крыла, предназначенного для слуг, не находишь? Пошла прочь!
— Я пришла, чтобы… — она замолчала, увидев, в каком беспорядке находилась его одежда. Её ноздри дрогнули, когда она ощутила исходящий от него запах алкоголя. – Что случилось?
— Ничего, – его рука впилась в подлокотник кресла. – Просто ещё одна ночь, полная распутства.
Она некоторое время разглядывала его, затем медленно покачала головой, отвергая его ответ.
— Нет. Что–то произошло! Я ещё никогда не видела тебя таким!
Неправедный гнев охватил его.
— Ах, сделай милость, докажи, что ты меня совсем не знаешь.
— Если бы ты провёл ночь, полную распутства, то понимал бы, что тебе сейчас не следует находиться здесь.
Она приподняла голову и посмотрела на него сверху вниз, словно он какой–нибудь непослушный ребёнок. Этот взгляд ещё больше разжёг его гнев.
— Ну же, давай я провожу тебя в твою комнату.
— Проваливай отсюда, — прорычал он, с отвращением воспринимая её материнский тон и то, как она посмела вести себя с ним, словно со маменькиным сынком. – Ты дала мне ясно понять, что не заинтересована в том, чтобы стать моей любовницей. А поскольку мне не нужна нянька, ты свободна. Проваливай!
В её янтарных глазах разгорался огонь.
— Ты – грёбаный подонок! — она кивнула в подтверждение своих слов. – Ты забыл, что такое доброта. Я пришла, чтобы попрощаться.
Она отвернулась, готовая уйти.
— Скатертью дорога! – Крикнул он, вскочив на ноги. Он постарался не обращать внимания на резкую боль, которая пронзила его грудь при одной только мысли о том, что никогда больше не увидит её.
Когда она снова повернулась к нему лицом, яркий румянец покрыл её щёки, такой же красный, как и выглядывающие из–под чепца локоны.
– Вижу, я зря пришла, чтобы рассказывать о своих чувствах.
— С каких это пор при прощании нужно говорить о чувствах?
— Ни с каких, — гневно огрызнулась она, грудь вздымалась от глубокого и неровного дыхания.
— Просто повернись и выйди за дверь, – он покрутил в воздухе пальцем, изображая маленький круг. – Вот так. Это просто. Ясно?
— Абсолютно, – развернувшись на каблуках, она поспешила к двери.
Доминик яростно запустил руку в волосы, чуть ли не с корнем выдирая их от безысходности. Дьявол! Он с рычанием кинулся её догонять, и уже чуть было не схватил Фэллон за плечо, когда она вдруг остановилась и резко обернулась.
Они врезались друг в друга, и девушка испуганно вскрикнула.
Герцог схватил её, когда Фэллон захотела отстраниться, и крепко прижал к себе, стиснув руками её плечи. Их взгляды встретились, и словно срослись, равно как и их грудные клетки, вздымавшиеся от прерывистого дыхания.
Выругавшись, Доминик нагнулся и впился в её губы варварским поцелуем. Он заставил их раскрыться, впуская его, и их языки сплелись в жестокой схватке. Грубо. Беспощадно. Злость переполняла его.
Девушка обвила руками его шею и ответила на поцелуй. Обнимая друг друга, они опустились на ковёр гостиной, не прерывая поцелуя. Единственными звуками, раздавшимися в комнате, было потрескивание поленьев и шипение огня в камине. Герцог коснулся её ягодиц и придвинулся ближе, давая ей ощутить всю силу его желания. Она тихонько застонала и углубила поцелуй.
Доминик внезапно прервал его и с рычанием отстранился. Боль и жажда неутолённого желания пронзили его тело насквозь, заставляя каждое нервное окончание сжаться от напряжения.
— Уходи, – резко выплюнул он. – Уходи сейчас же, иначе, Бог тому свидетель, я не остановлюсь!
Фэллон отпрянула от него. Решительность отчетливо читалась в её взгляде. Тёплый янтарь. С красноватым оттенком из–за света очага. С коротким кивком она поднялась и повернулась в сторону выхода из гостиной. Звук страдания вырвался из его горла, пока Доминик наблюдал за тем, как она уходит, и, не двигаясь, сидел на полу. Если он пошевелится, то кинется догонять её.
Пальцы девушки сомкнулись на дверной ручке. А он всё смотрел, и с трудом поднялся на ноги, наблюдая за тем, как она уходит из его жизни. Он боролся с желанием затащить её обратно, задрать ей юбки и выплеснуть всю ту злобу и жестокость, что накопились в нём.
