Он открыл дверь кафедры и, поднявшись по ступенькам, вошел в ротонду для проповедей. Анжелика машинально последовала за ним. Они уселись на пол, застеленный бархатным ковром. Церковь, темнота, запах ладана — все это, казалось, утихомирило предприимчивого мальчишку. Он снова обнял Анжелику за плечи и нежно поцеловал в висок.
— Какая ты чудесная девочка, — вздохнул он. — Ты нравишься мне куда больше всех этих взрослых дам, которые насмехаются надо мной. Я не очень-то люблю иметь с ними дело, но я должен им угождать. Если бы ты знала…
Он еще раз вздохнул. Вдруг лицо его стало по-детски простодушным.
— Я покажу тебе кое-что очень красивое, кое-что необыкновенное, — произнес он, роясь в своем кошельке.
Наконец он вынул квадратик слегка запачканной белой ткани, обшитый тонким кружевом.
— Платок, — удивилась Анжелика.
— Да. Это платок короля. Он уронил его сегодня утром, а я поднял и сохранил как талисман.
Анри бросил на нее долгий задумчивый взгляд.
— Хочешь, я подарю его тебе в знак любви?
— О да! — живо ответила Анжелика, протягивая руку.
Она нечаянно задела ладонью деревянную балюстраду, и звук от удара эхом отозвался под сводами. Парочка замерла, тревожно глядя друг на друга.
— Мне кажется, кто-то идет, — прошептала Анжелика.
Тут паж с жалким видом пробормотал:
— Я забыл закрыть дверь на кафедру.
Затем оба замерли, прислушиваясь к шагам. Кто-то поднимался по лестнице, и через мгновение появился старый аббат с черной круглой шапочкой на голове.
— Что вы тут делаете, дети мои? — спросил он.
Паж, который за словом в карман не лез, тут же сочинил, на его взгляд, правдивую историю.
— Я хотел повидаться с сестрой, которая воспитывается в Пуатье, но не знал, где нам лучше встретиться. Наши родители…
— Не говори так громко в Доме Божьем, — перебил его священник, — поднимайтесь с пола, и ты, и твоя сестра, и следуйте за мной.
Он привел их в ризницу и опустился на табурет. Затем, уперев руки в колени, внимательно посмотрел на обоих. Из-под черной скуфьи священника выбивались седые волосы, окаймляя голову подобно ореолу. Его старое лицо, несмотря на морщины, выглядело очень живым. У него был крупный нос, маленькие внимательные глазки и короткая белая борода. Анри де Рогье совсем растерялся и теперь смотрел на аббата с искренним смущением.
— Он твой любовник? — резко спросил священник у Анжелики, подбородком указав на мальчика.
Анжелика вспыхнула, а паж искренне воскликнул:
— Месье, я бы очень этого желал, но она не такая девушка!
— Тем лучше, дочь моя. Скажи, если бы у тебя было прекрасное жемчужное колье, бросила бы ты его в навозную кучу на дворе, где роются свиньи? Ответь мне, малышка. Ты бы так сделала?
— Нет. Не сделала бы.
— Нельзя выбрасывать жемчуг свиньям. Нельзя отдавать невинность, твое главное сокровище, до свадьбы. А ты, бесстыдник, — продолжал он, повернувшись к парню, — как тебе пришла в голову столь кощунственная мысль привести подружку на церковную кафедру, чтобы полюбезничать?
— А куда я мог ее отвести? — угрюмо возразил паж. — В этом городе невозможно даже поговорить спокойно. Улицы ýже, чем книжные полки. Я знал, что ризничий Нотр-Дам-ла-Гранд иногда сдает церковную кафедру и исповедальни тем, кто хочет посекретничать вдали от любопытных ушей. Вы же понимаете, господин Венсан, в провинциальных городках многих девушек так опекают строгие папаши и сварливые мамаши, что у них нет ни малейшего шанса услышать слова нежности, кроме как…
— Ты на многое открыл мне глаза, мой мальчик!
— Кафедра стоит тридцать ливров, а исповедальня — двадцать. Это весьма дорого для меня, поверьте, господин священник.
— Я тебе охотно верю, — ответил господин Венсан, — но цена будет еще выше, если взвесить твой поступок на весах, которыми дьявол и ангел взвешивают грехи на паперти Нотр-Дам-ла-Гранд.
Его лицо, до сего момента сохранявшее спокойствие, внезапно приняло суровое выражение. Он протянул руку:
— Отдай мне ключ, который тебе одолжили.
И когда парень протянул ключ, добавил:
— Ты придешь на исповедь завтра вечером. Буду тебя ждать. Отпущу тебе грехи. Я прекрасно знаю, в каком обществе ты живешь, бедный маленький паж! Конечно, лучше уж играть в настоящего мужчину с девочкой своего возраста, чем служить игрушкой зрелым дамам, которые развращают тебя… Ты покраснел. Тебе стыдно перед ней, такой неискушенной и чистой, за свое распутство, замаскированное любовью.
Паренек склонил голову, всю его самоуверенность как ветром сдуло. Наконец он выдавил из себя:
— Господин Венсан де Поль, прошу вас, не рассказывайте о происшедшем ее величеству королеве. Если она отошлет меня обратно к отцу, он больше не сможет меня устроить на королевскую службу. У меня семь сестер, которых надо обеспечить приданым, и два старших брата. Я стал придворным лишь благодаря протекции мессира де Лоррена, который меня… которому я нравился, — неловко оборвал он свою речь. — Это он купил мне должность. Если меня прогонят, он потребует, чтобы отец возместил ему убыток, а это невозможно.
Старый священник очень серьезно смотрел на мальчика.
— Я не выдам тебя. Но неплохо будет, если я еще раз напомню королеве, какие гнусности творятся вокруг нее. Господи! Эта женщина набожна и благодетельна! Но ее окружает грязь, с которой невозможно бороться! Указами не очистить души…
Его слова прервал скрип открывающейся двери. На пороге появился молодой человек с длинными кудрявыми волосами в черном костюме довольно изысканного покроя.
Господин Венсан поднялся с места и бросил на пришедшего суровый взгляд.
— Господин викарий, я искренне надеюсь, что вы не в курсе того мошенничества, которым занимается ваш ризничий. Он взял с этого юноши тридцать ливров за возможность провести время с подружкой на кафедре вашей церкви. Полагаю, вам надо тщательнее присматривать за своими служителями.
Чтобы собраться с мыслями, викарий долго возился, закрывая дверь. Однако когда он, наконец, повернулся, даже полумрак комнаты не смог скрыть замешательство в его глазах. А так как он молчал, господин Венсан возобновил наставления:
— Кстати, хочу вам заметить, что вы носите парик и модный костюм. Священникам это запрещено. Я буду вынужден сообщить обо всех нарушениях главе вашего прихода.
Аббат с трудом сдержался, чтобы не пожать плечами.
— Все это ему совершенно безразлично, господин Венсан. Глава моего прихода — парижский каноник. Три года назад он купил звание у предыдущего кюре, который ушел на покой и уехал в свои земли. С тех пор он ни разу сюда не приезжал. У него дом под апсидой парижского собора Нотр-Дам, и я думаю, что Нотр-Дам-ла-Гранд в Пуатье кажется ему слишком незначительным.
