Но Анжи слишком устала, чтобы предаваться таким мыслям. Она подошла к скомканной кровати и рухнула на живот, чтобы выплакать накопившуюся боль. Рядом с ней на матрасе влюбленные в жемчужно-золотой музыкальной шкатулке все еще обнимались, хотя уже и не танцевали — музыка закончилась. Резким движением Анжи сбросила шкатулку на пол. Отвращение накатило на нее волнами, глубина ненависти к Пекосу разрывала и жгла ее изнутри.
Ненависти такой же мощной, как и жаркая страсть, которой они уступили оба, слившись в едином порыве.
С ввалившимися глазами, изможденная, Анжи наблюдала, как самая длинная в ее жизни ночь превращалась в холодно-серый рассвет. Ей казалось, она не сможет теперь никогда заснуть. Когда первый поток слез истощился, Анжи погрузилась в ванну с горячей водой и едва не ошпарилась. Желая уничтожить все следы прикосновений Пекоса, она терла и терла кожу до тех пор, пока не могла уже больше поднять усталых рук.
Пристыженная, несчастная, с разбитым сердцем, Анжи достала из бюро ночную рубашку и натянула ее через голову. Она впервые надела ночную рубашку. Это мисс Эмили настояла, чтобы у нее была дюжина новеньких белых ночных сорочек. Но Анжи предпочитала спать обнаженной. И сейчас, когда мягкий белый хлопок скользнул вниз, Анжи мысленно прокляла себя за то, что была обнаженной, когда Пекос вошел в ее комнату. Возможно, если бы на ней была ночная рубашка, ничего бы и не случилось. Она тут же пообещала себе, что никогда больше не будет спать неодетой.
Анжи вздрогнула, когда вновь подошла к кровати. Капельки крови на желтых шелковых простынях свидетельствовали о том, что произошло. Анжи опять заплакала и отвернулась, не желая ложиться в постель. Она так и просидела, откинув голову на высокую спинку кресла, стоявшего у холодного камина, и прижав колени к груди. Ни разу до рассвета Анжи не сомкнула покрасневшие от слез глаза.
Это была мучительная ночь. Сменяющие друг друга эмоции и воспоминания накатывали на нее — бессвязные, странные, пугающие. Слабость охватывала ее, и Анжи вздрагивала, вспоминая восхитительное занятие любовью, которое превратило ее в женщину. В который раз она чувствовала на себе жаркие губы Пекоса, его умелые руки, длинное стройное тело, лежащее на ней; слышала его глубокий убедительный голос, бормочущий какие-то нежные слова, пока рядом доносилась звенящая мелодия из жемчужно-золотой музыкальной шкатулки.
Но к прекрасным воспоминаниям примешивалось и другое: Пекос, с гримасой отвращения поднимающийся с кровати, швыряющий деньги к ее ногам, называющий ее проституткой. Все это неотступно стояло перед глазами и заставляло сжиматься сердце. Анжи застонала от отчаяния и ненависти. Сейчас она ненавидела Пекоса. Ненавидела его больше, чем раньше. И боялась его; он был жестокий, холодный, бесчувственный человек. Он использовал ее, унизил, а затем посмеялся в лицо.
Анжи задрожала. Он вернется. Он придет к ней снова, когда захочет ее, и возьмет, не считаясь с ее чувствами. Может ли она противостоять ему? Если он снова захочет ее, сможет ли она его остановить? Сможет ли она удержаться сама, чтобы не пойти с ним на близость? Сделать это нелегко: ему стоит только перейти через внутренний двор и наброситься на нее. Баррет и мисс Эмили спят наверху; никто не услышит и не увидит, как Пекос заходит в ее комнату, как никто не видел и не слышал ничего сегодня ночью. Она была совершенно беззащитна перед этим беспринципным мужчиной. Ему не было до ее чувств никакого дела, в этом она была уверена. Но Анжи в глубине души догадывалась, что Пекосу доставляет удовольствие сам акт любви — точно так же, как и ей. Да, он вернется. Поэтому она в опасности.
К рассвету Анжи приняла решение. С его помощью можно было предотвратить повторение той трагической ошибки, которая произошла этой ночью. Она спокойно оделась, причесала свои длинные волосы и собралась присоединиться к Баррету МакКлэйну, чтобы вместе позавтракать. Похлопав по мертвенно-бледным щекам, чтобы вызвать хоть небольшой румянец, Анжи вышла в коридор и направилась во внутренний дворик на еле гнущихся ногах.
— Доброе утро, Баррет, — сказала Анжи, глядя на седовласого мужчину.
— Анжи, дорогая! — Он встал так резко, что салфетка упала с его колен.
Мисс Эмили поставила свою фарфоровую чашку на блюдечко, удивленная тем, что Анжи так рано встала, и сразу же заметила ее бледность.
— Дорогая, — сказала она мягко, — вам не надо было сейчас вставать. Вы так бледны; вам нездоровится?
Баррет пододвинул ей кресло, и Анжи села, глубоко вздохнув и улыбнувшись:
— Все в порядке. Я встала, потому что мне надо поговорить с вами, Баррет.
— Конечно, дорогая, — сказал он, сев опять в кресло и озадаченно глядя на нее.
— Я хотела бы знать… Я подумала, что, возможно, мы…
Баррет наклонился к ней, положив руку на ее хрупкое плечо.
— Что, Анжи?
Мисс Эмили предположила:
— Дорогая, если вы хотите поговорить с Барретом наедине, я немедленно оставлю вас.
— Нет, — Анжи посмотрела на нее. — Вам нет никакой нужды уходить. — Она повернулась к Баррету: — Баррет, когда я приехала на Тьерра дель Соль, и мы говорили о нашем браке, вы объяснили, что мы должны подождать шесть месяцев, чтобы получше узнать друг друга. Я не хочу больше ждать; давайте поженимся сейчас.
Баррет МакКлэйн закашлялся, его сердце бешено забилось, его глаза расширились:
— Моя дорогая! Я предложил подождать только ради вас, но если вы не хотите…
— Я хочу. Я хочу выйти за вас немедленно. — Не обращая внимания на удивление, отразившееся на лице мисс Эмили, Анжи торопливо продолжила:
— Как скоро мы сможем пожениться?
С красным от возбуждения лицом Баррет, столь же ошеломленный, как и Эмили, но в то же время и счастливый, сказал:
— Господи, дорогая, как только будет готово ваше свадебное платье. Полагаю, через две или три недели мы сможем…
— Нет, Баррет. Меня не волнует свадебное платье. Давайте поженимся на этой неделе. Я хочу стать вашей женой; я хочу переехать наверх в покои хозяйки как миссис Баррет МакКлэйн. Я хочу, чтобы мы поженились сейчас.
Баррет взял ее за руку. Анжи поборола неприятное чувство, возникшее от его холодного, как лед, прикосновения. Но она постаралась не думать об этом и слушала, как он говорил:
— Моя дорогая, я немедленно поговорю со священником и, без сомнения, где-нибудь в Марфе мы сможем отыскать подходящий свадебный наряд.
— Уверена в этом, — кивнула она, стараясь улыбнуться и ненавязчиво высвобождая руку.
Появилась Делорес и налила Анжи кофе. Она слышала последнюю часть разговора и была так же ошеломлена, как Баррет и мисс Эмили, хотя и постаралась скрыть это. Она ослепительно улыбнулась, когда Баррет сказал ей: