И тут он приподнял бровь.
– Допускаю.
– Именно. Ты не хотел бы потанцевать со мной, Алекс?
– Нет. Я бы хотел найти Сару. – Но на самом деле он ее уже нашел, и Филиппа своими приставаниями лишь досаждала ему. Он быстро зашагал прочь, оставив ее одну.
– Ооо... когда-нибудь, Алекс Девени... когда-нибудь, – сказала она, едва не плача, – я застану тебя одного в твоей спальне.
– Кого ты застанешь одного, дорогая? – спросил Маркус, внезапно появляясь у нее за спиной.
Поморгав и прогнав слезы, Филиппа подняла голову.
– Ну, разумеется, тебя, дорогой.
– О, – сказал Маркус, переваривая эти слова. Он так устал притворяться, будто ничего не произошло, что вряд ли был способен удовлетворить Филиппу. – Ну, конечно, мы будем одни. Ты и я.
Бал длился уже три часа, и гости постепенно начали разъезжаться.
Франческа стояла в холле с Алексом, провожая гостей.
– Дорогая, дорогая Сара.
– Аластэр.
– Я никогда не забуду вас. – Он поцеловал ей руку.
– И я вас.
– До встречи, моя дорогая.
– Буду считать часы.
Аластэр послал ей воздушный поцелуй.
– Она – само совершенство, Алекс. Не отпускай ее.
– Только ради тебя, старина.
– О, я... вряд ли... что ж, это мысль. До встречи, дорогая... – Он уходил последним, и задержаться хотя бы на минуту было бы уже дурным тоном. Алекс закрыл за ним дверь.
– Он может утомить.
– Он очень милый, – заметила Франческа.
– И очень хорошо тебя знает.
– Да, он наговорил лишнего. – В этом платье Сара буквально преобразилась, будто и не было у нее греховного прошлого. – А в остальном все прошло хорошо.
Все действительно прошло великолепно, однако Алекс так и не получил доказательств того, что посланец Главного Игрока был где-то рядом. Хотя мог поклясться, что пригласил всех, кто жил в радиусе десяти миль от Миэршема.
Это было смелое предположение, и даже сейчас Алекс не был уверен, что контакта не состоялось. Возможно, произошло нечто, о чем даже она не знала.
Алекс указал на лестницу, и Франческа стала неохотно подниматься наверх, остановившись на площадке, чтобы посмотреть в зал, сейчас пустынный, без каких-либо следов бала.
Он открыл дверь и пропустил ее вперед.
– О Боже, Алекс, Боже мой...
Он мгновенно оказался рядом, обхватив ее рукой за плечи, и они оба уставились на разгром, царивший в спальне: матрас и все постельное белье были изрезаны в клочья и разбросаны по комнате.
– Я кому-то очень не нравлюсь, – заметил Алекс, поддев матрас ногой. – Если только ты не спрятала здесь все свои деньги.
Франческа застыла.
– Нет, не спрятала. – Перед балом она прикрепила все деньги к корсету, к нижней юбке и к подкладке платья.
В комнате царил такой разгром, словно ярость душила человека, поработавшего здесь ножом. Разрезы были неровными, глубокими; все было разворочено с каким-то животным наслаждением.
Она не могла оставаться в этой комнате ни минуты и подумала, что должна сказать Алексу правду, пока не произошло что-то еще более ужасное.
Алекс вызвал Уоттена.
– Таинственный враг вновь нанес нам удар. Подготовь комнату для гостей и распорядись, чтобы здесь убрали.
– Хорошо, сэр.
– Ты, конечно, не видел, чтобы кто-то входил в эту комнату?
– Нет, милорд, но я могу спросить у служанок. Возможно, кто-нибудь из них что-то видел.
– Спасибо, буду очень признателен. – Однако Алекс не сомневался, что никто ничего не видел. В этот вечер в доме было слишком много шума и суеты. И никто бы не обратил внимания на гостя, поднимающегося наверх, чтобы освежиться или привести в порядок костюм.
Фактически было два реальных подозреваемых, и они этим вечером вновь очернили Франческу. Да и эти загадочные намеки Филиппы... Она в последнее время казалась взвинченной, словно ходила по острию ножа.
Алекс давным-давно знал, что Филиппа его добивается. Это была грустная история, но он нисколько не жалел Филиппу, не сочувствовал ей. В браке с Маркусом есть свои плюсы и минусы, и она должна нести этот крест.
Но Филиппа настолько ненавидит Сару, что вполне может попытаться запугать ее. И, скорее всего это была Филиппа, потому что у Джудит не хватило бы сил так орудовать ножом.
Или все же это она? И кто знает, на что способна его мать в припадке яростного гнева? Эта мысль ужаснула его, впрочем, не больше, чем разгром в комнате.
– Пойдем, комната для гостей готова. Агнес должна принести туда чай.
– Правда? А как я смогу заснуть, зная, что кто-то в этом доме так ненавидит меня?
– Я думаю, ты сможешь все, что угодно. Ты же смогла сегодня.
Она открыла рот, чтобы признаться ему, и снова закрыла его.
– Мне нужна ночная рубашка. Мне нужно побыть одной. Я должна уехать.
– Нет. Никакого уединения. И ты никогда не уедешь отсюда. А ночную рубашку тебе принесут.
– Тогда скажите мне, когда закончится эта наша договоренность?
– Моя дорогая Сара, вряд ли та сумма, которую ты имеешь, может удовлетворить твою алчную душу.
– Напрасно вы так думаете, – пробормотала она. – Я не хочу умирать.
– Если бы я оставил тебя в Берлине, ты бы умерла, – сказал он, пристально глядя на нее.
– Да, – сказала она, – Сара Тэва определенно бы умерла.
– Почему? – резко спросил он.
Она посмотрела на него темными, холодными, бездонными глазами.
– Я была больна, милорд, или вы забыли? В пансионе жила женщина, которая помогала мне. Я могла бы умереть.
– Ты не это имела в виду.
Она долго и задумчиво смотрела на него, в душе упрекая себя за неосторожность. А может, она и хотела, чтобы он заметил ее оговорку. Она разрывалась между желанием прижаться и стремлением пройти путь до конца и ответить за последствия.
– Если бы вы не приехали, – наконец сказала она, – я бы никогда больше не танцевала.
– А что бы ты делала? – с любопытством спросил он. Существовали такие вопросы, на которые у нее не было ответов. И она слишком устала, чтобы думать.
– Ты продолжала бы работать на Кольма, не так ли? – спросил Алекс. – Ты все равно приехала бы в Англию, как только он передал бы тебе содержимое черной шкатулки.
Опять Кольм. Каждый раз, когда она думала, что наконец избавилась от лжи Сары, Алекс вновь упоминал о Кольме. Это не ее Кольм. Нет, не ее.
– Ну, право же, милорд. Вы видели, что осталось от моих костюмов. Я не могла бы спрятать там даже иголку, не то, что ваши таинственные бумаги. И почему вы все время говорите о них? Он ведь так и не появился.
– Он пришел бы, – пробормотал Алекс. – И, возможно, пришел, когда мы уже уехали.
– Так, может, он сам привез в Англию эти несчастные бумаги?
